Рассказ его был очень краток и для нас не являлся новостью. Сознаваться в несодеянных преступлениях Маевский упорно не желал. Палачи регулярно день за днем его избивали. И вот, улучив момент, этот страдалец подбегает к окну (в то время решеток еще не было) и выбрасывается из третьего этажа в расчете раз навсегда покончить с советским земным раем. Получив еще несколько ударов прикладом винтовки от подбежавшего часового, Маевский попадает в «Черный ворон», затем его отправляют в тюремную больницу. Умирать же, как видно, послали в нашу камеру.
Будучи обладателем 25 рублей, я подхожу к нему и заявляю:
— Ну, Леопольд Альбинович, давайте кутить. Я стал богат, как в сказке.
Одновременно предлагаю ему до лучших времен, на каковые мы не питали никаких надежд, взаимообразно 10 рублей. После долгих отказов пришлось мне, как старосте, просто приказать взять деньги и купить хлеба. Блеснули слезы, и дрожащий голос произнес:
— Виктор Иванович, я знаю цену этим десяти рублям и никогда их не забуду.
Я в ответ шучу, что получил целые 25 рублей и уже забыл. Действительно, до сих пор я так и остался должен профессору Дзиневскому 25 рублей. Маевский, сидя в тюрьме в течение уже восьми месяцев, не имел ни одной передачи, что еще более ухудшало его моральное состояние. Отсутствие передач являлось обычно признаком ареста и семьи. Но дней через пять после получения нашего богатства, открывается тюремная форточка, и раздается голос:
— Староста, получай для камеры передачи.
Идет перечень фамилий, коим обычно передавали раньше, но вдруг слышу из уст надзирателя:
— Маевский!
Я так обрадовался, как будто бы это была мои фамилия, и сразу крикнул:
— Леопольд Альбинович, вам передача!
Нервы последнего не выдержали, и этот мужественный человек забился в истерике. Дав ему успокоиться, передаю две пары белья, одеяло и 50 рублей денег. Надо было видеть лицо Маевского при виде, вещей, переданных близкими людьми, которых он считал уже погибшими. Придя окончательно в себя, он подходит ко мне и передает 10 рублей, добавляет пару белья и еще пять рублей. Я отказываюсь и в шутку заявляю:
— Да что же вы, Леопольд Альбинович, считаете меня за старого жида ростовщика, что ли?
Но взять все же пришлось.
С легкой руки профессора Дзинковского и Маевского, у меня началось социалистическое накопление и, без шуток говоря, вышел я из тюрьмы, имея 2 пары приличного белья, не считая истлевших. Рубашку же профессора Парабочева, подаренную мне позже, ношу и до настоящего дня.
