— Нет, отчего же, — ответила Надежда, — ты мне очень помогла… И… подожди еще две минуты. Знаешь, пирожные, конечно, — это хорошо, но ведь и фигуру нужно беречь… Постой! — заторопилась она, видя, что Лиза нахмурилась и собирается уйти. — Тут такое дело, если сладкое любишь, с собой бороться трудно, так что изредка можно себе позволять, не много, конечно. Главное, чтобы не каждый день. Изредка можно себя порадовать. Но вот с этим, — она показала на прозрачный пакет, где кроме сметаны лежали еще два пакетика орешков и упаковка картофельных чипсов, — с этим нужно кончать! Ты же ведь эту дрянь просто так ешь, от скуки. Вот попробуй: как захочется что-то в рот бросить — так выпей водички. Не лимонада, не колы, не сока, а простой воды!
— Думаете, поможет? — Лиза потопталась на месте.
— Обязательно поможет!
Глядя вслед девочке, Надежда подумала, что, возможно, ее слова дойдут. Известно ведь, что родителей подростки не слушают никогда, а посторонних людей — иногда бывает.
Недалеко от станции Удельная, за высоким забором, расположился комплекс из нескольких ветшающих деревянных и кирпичных зданий еще дореволюционной постройки. В этих зданиях расположена знаменитая третья городская психиатрическая больница имени Скворцова-Степанова, в народе называемая «скворечником».
В шестом часу пополудни со стороны железнодорожного переезда к воротам больницы подошел высокий сутулый человек в куртке с опущенным на глаза капюшоном.
— Куда собрался? — осведомился, оглядев посетителя, немолодой охранник.
— Родственника. Своего. Навестить, — ответил посетитель странным неживым голосом.
— Приемные часы закончились! — проговорил охранник, сделав при этом странный знак глазами — сперва подняв их к небу, затем поочередно скосив в разные стороны и наконец переведя взгляд на собственный карман.
— А можно. Эти часы. Продлить? — осведомился посетитель, и в то же время в его руке появилась не слишком крупная купюра.
В ту же секунду купюра перекочевала в карман охранника, и этот последний открыл калитку, проговорив рассудительным тоном пожившего и знающего жизнь человека:
— Отчего же нельзя? Все можно. Ежели, конечно, человек с пониманием.
Сутулый человек ничего не ответил. Он еще ниже опустил капюшон и прошел на территорию больницы. Охранник проводил его задумчивым взглядом знающего жизнь человека и проговорил, обращаясь исключительно к себе самому:
— Родственника навестить… самого бы тебя не мешало подлечить. Натуральный «скворец»…
