Когда Акулина, как она сама выразилась, забрюхатела и особенно после рождения сына страшные пикники сами собой отпали на несколько лет, Мэлов-Лодочников успокоился вовсе, а в семейной их жизни складывались даже радостные дни.
Годы тем временем летели. Сын подрастал, они старели, особенно «цербер», и когда вновь возобновились пикники с ухой, они уже не путали Владимира Иосифовича непредсказуемыми последствиями. Однако же почтительного отношения к Трофиму Юрьевичу Лодочников не изменил, чтобы не приведи господь чем-то обидеть его.
Сына Владимир Иосифович тоже не любил, считая его не своим, но относился к нему нежно и потакал всем его шалостям. Сейчас он тоже не стал ни в чем упрекать его, только попросил:
— Отвези подружку до электрички и возвращайся.
— Но, папан?..
— Приедет, сынок, Трофим Юрьевич. Он хотел с тобой говорить. Понял.
— А-а, тогда слушаюсь и повинуюсь.
Когда Сильвестр уехал, Акулина Ерофеевна начала было упрекать мужа за то, что не построжился, а потакнул безнравственности, но Владимир Иосифович отмахнулся:
— Полно-те, Лина. Не малолетка он. Ты в его годы сына уже родила от Левонтьева. А яблоко от яблони далеко не катится.
Осерчала Акулина Ерофеевна, надула губки, и просидели они молча у камина до самого приезда Трофима Юрьевича.
Он оповестил о своем прибытии обычными тремя длинными гудками, Акулина Ерофеевна сорвалась с кресла и потарахтела каблучками сапожек к воротам, куда уже с натужной поспешностью шаркал «цербер». Но у самых ворот их обоих обогнал Владимир Иосифович и прикрикнул на «цербера»:
— Чего медлишь? Давай ключ! Иди шашлык неси. Я сам открою.
Все враз изменилось, размолвки супругов как не бывало, радость воцарилась на даче, оттого, что вот они вместе, чего давно не получалось, а теперь наступило долгожданное. Акулина Ерофеевна и Владимир Иосифович, правда, с нетерпением и тревогой ждали, когда соизволит Трофим Юрьевич сообщить, ради какой цели велел он спешно ехать сюда, но никак своих тех чувств не проявляли. Радовались встрече, и все. А Трофим Юрьевич не спешил. Он с явным удовольствием отглатывал из рюмки коньяк, блаженно вдыхая аромат начавшей румяниться баранины на шампурах, позволял себе славословить, а когда кто-то из Лодочниковых рассказывал один из анекдотов, плодившихся тогда с быстротой австралийских кроликов, он снисходил даже до улыбки. Сдержанной, верно, достойной его положению и возрасту.
Вот первая партия шампуров опустошена, ополовинена бутылка коньяка, Владимир Иосифович начал подкладывать в камин дрова, чтобы нагорели новые угли, и только тогда Трофим Юрьевич соизволил заговорить о деле.
