Иногда дверь оказывалась незапертой, и, если честно, Патрик и сам не был уверен, что закрывал ее. В последние годы он все чаще замечал, что мысли в его голове путаются, отчего испытывал такой ужас, что отказывался принимать происходящее. Иногда он забывал слова или имена, и, чтобы их вспомнить, ему требовалось много времени. Покой его мыслей нарушали старые воспоминания, всплывавшие в памяти с пугающей яркостью и четкостью. А вокруг этих виде́ний из прошлого сгущались тени.
Каждый день Патрик отправлялся вверх по реке, что стало частью его привычного распорядка дня: подняться пораньше и пройти пять километров вдоль берега к коттеджу, иногда час-другой порыбачить. Правда, в последнее время он делал это все реже. И не потому, что силы уже были не те и к тому же болели ноги – просто ему не хотелось. Его перестали радовать вещи, которые раньше доставляли удовольствие. Но ему по-прежнему нравилось приглядывать за домом, и, когда ноги не подводили, он вполне мог осилить прогулку до коттеджа и обратно за пару часов. Однако сегодня утром он проснулся, чувствуя, что левая икра опухла и ноет, отзываясь в венах тупой болью, похожей на тиканье часов. Он решил поехать на машине.
Патрик вылез из кровати, принял душ, оделся и тут с раздражением вспомнил, что машина стоит в гараже, – он напрочь забыл ее вчера забрать. Недовольно бурча себе под нос, он проковылял через двор, чтобы узнать у невестки, можно ли позаимствовать ее автомобиль.
Жена Шона Хелен мыла на кухне пол. Если бы не лето, ее бы уже не было дома – она работала директором школы и считала для себя обязательным находиться в ней с половины восьмого. Но даже во время каникул она не позволяла себе расслабляться. Праздный образ жизни ей претил.
– С утра уже вся в трудах, – заметил Патрик, входя на кухню, и она улыбнулась.
Из-за морщинок вокруг глаз и проседи в коротко стриженных каштановых волосах она выглядела старше своих тридцати шести лет. Старше, подумал Патрик, и утомленнее, чем следует.
– Не спится, – произнесла она.
– Мне жаль, милая.
– Что тут поделаешь? – Она пожала плечами, поставила швабру в ведро и прислонила ручку к стене. – Сварить тебе кофе, папа?
Она его так называла. Сначала это обращение его смущало, но теперь нравилось – в нем звучала такая искренняя любовь, что на душе у него теплело. Он сказал, что возьмет кофе в термосе, объяснив, что собрался поехать на реку.
– Но ты же не поедешь к заводи? Просто я считаю…
