Но Муравьёвы, выросшие в свободной от петербургских условностей большого света матушке-Москве, не боялись простонародья. С удовольствием, как в детстве, они уже накупили печатных, вяземских, белых, рассыпчатых мятных пряников в виде забавных человечков, всадников, рыб и зверюшек. К ним добавили леденцов, закрученных спиралью и завёрнутых в бумажки с цветной бахромкой на концах, любимые турецкие стручки, сморщенные мочёные груши.
— Как бы у вас, племяннички, от сладостей этих животы не разболелись, — смеялся, глядя на них, Николай Михайлович. — Помнишь, Мишка, как ты на Пасху прошлую конфет со стручками да орехами налопался и три дня потом животом маялся, бедолага! Ведь всего год или два назад это и было. Ведь тебе же ещё и сейчас шестнадцати нет.
— Ну вот, чего упомнил, — закачал недовольно круглой головой новоиспечённый прапорщик, жуя мятный пряник.
Они подошли к большому ящику, поставленному на колеса, сбоку в него были вделаны увеличительные стёкла. Стоящий рядом мужик в сером кафтане, обшитом красной тесьмой, с пучками цветных тряпок на плечах, в шапке-коломенке, также расшитой яркими тряпками, с привязанной к подбородку длинной льняной бородой, громко кричал:
— Подходи, народ честной, покалякать тут со мной, парни и девицы, молодцы и молодицы, крысы приказные и гуляки праздные, покажу вам разные картинки. Яблоки кушайте, орехи грызите, картинки смотрите да карманы свои берегите. Облапошат!
Заплатив гривенник, братья, смеясь и отталкивая друг друга, прильнули к стёклам райка. Мужик начал крутить ручку сбоку ящика. С серьёзной миной на медно-красной физиономии он стал комментировать картинки:
— А вот извольте видеть, господа, андерманир штук — хороший вид: город Кострома горит; вон у забора мужик стоит — ссыт, будочник его за ворот хватает, говорит, что поджигает, а тот кричит, что заливает.
И господа офицеры, и собравшиеся вокруг хохочут. Дядька Николай толкает племянников и басит:
— А ну-ка дай и мне посмотреть!
— А вот в городе Царьграде стоит султан на ограде. Он рукой махает — своего пашу призывает: «О, мой паша, наш городок не стоит ни гроша!» Вот подбежал русский солдат, банником[9] хвать его в лоб, тот и повалился как сноп, всё равно что на грош табачку понюхал. Ловко!
— Это о тебе, дядя, как ты с султаном воевал, — толкал в бок Николай стоящего рядом с ним ветерана русско-турецких войн.
— Ну, это всё старье, ты нам что-нибудь новенькое покажи! — закричал на мужичка Александр.
