«Ирод?» — удивлённо подумал Николушка.
Совсем недавно, дело было на Святках, он смотрел вертепный кукольный спектакль. К ним в усадьбу приходили комедианты с домиком, разделённым на два яруса. На верхнем, оклеенном голубой бумагой, изображалась пещера с домашними животными, яслями и младенцем, а нижний — малиновый, там представляли царя Ирода, восседающего на троне и дающего зверские приказания об убийстве младенцев. Мальчик вдруг представил этого изверга в треуголке, с курносым носом, он хорошо запомнил внешность Павла со времени встречи в Летнем саду.
— Ну так кто же его порешил-то? — хрипло спросил Николай Николаевич. Отец Николушки терпеть не мог Павла, переведшего его из Балтийского военно-морского флота в гусарский полк на юг Украины. Этим сумасбродным решением он поломал старшему Муравьёву всю так хорошо складывающуюся флотскую карьеру.
— Поговаривают, что измайловец штабс-капитан Скарятин своим шарфом придушил ирода, но это дело тёмное, на него накинулось их столько! Там были и полковник Яшвиль, и майор Татаринов, и Горданов, — в общем, крепко он насолил гвардейцам, отвели они той ночью душу. Кто-то саданул ему ещё по виску табакеркой…
— Ужас! Хотя я и не любил покойного, но, честно говоря, я ему не желал такого конца.
— Да чёрт с ним, — заключил спокойно Иван Матвеевич. — Теперь надо думать о будущем, а не о прошлом. Я ведь, как ты знаешь, с Паниным конституцию составил, Александр Павлович-то обещал её подписать, но сейчас что-то не торопится император выполнять свои обещания…
Николушка уже ничего не мог понять, о чём это толковали взрослые. Он закрыл глаза и снова представил, как Ирод в треуголке и с курносым носом отдаёт приказание избить младенцев, а потом вдруг рядом с ним появляются офицеры в красивых гвардейских мундирах и начинают его лупцевать, один из них бьёт его по виску табакеркой, а потом другой набрасывает на него шарф с серебряными нитями, что носят обмотав вокруг пояса парадных мундиров, и душит.
— Так ему и надо, так ему и надо, злодею этакому, — бормочет себе под нос мальчик, которому страшно не понравился тот дядька в Летнем саду, и снова засыпает. Когда проснулся, то никого в кабинете уже не было. Он услышал, как по комнатам ходит горничная и зовёт его чай пить. Николушка вылез из-под стола, разбросав пёстрые коробки от табака, и кинулся в столовую.
— Ты где был, родимый? — спросила его мама, сидевшая, по русскому обычаю, у самовара и разливавшая чай гостям в голубые фарфоровые чашки.
