— А ну-ка покажи, — заинтересовался Павел.
— Командуй, — запросто предложил мальчуган.
— С удовольствием, — сиплым голосом проговорил Павел Петрович и рявкнул, как на разводе дежурный офицер: — Равняйсь, смирно! Шагом марш!
И, к удивлению императора, мальчуган зашагал по дорожке лихим строевым шагом, старательно оттягивая носочки в коричневых остроносых сапожках. Песок похрустывал у него под ногами.
— Кру-угом! Ко мне! — скомандовал император.
И поразительно мальчуган выполнил команду с ходу, не останавливаясь развернулся и снова замаршировал, лихо печатая каждый шаг. Замер напротив царя и, выпятив худенькую грудь, отрапортовал:
— Сержант Муравьёв по вашему приказанию прибыл!
— Бесподобно! Потрясающе! — закричал экспансивно Павел Петрович. — Я вместе с этими олухами и лентяями, офицерами гвардии, учу, учу дураков солдат, и всё без толку, как следует пройти на параде никак не могут, а тут младенец марширует, как заправский прусский вояка. Это чудо, а не ребёнок!
Император отбросил в сторону трость, обеими руками подхватил Николеньку под мышки, поднял его и расцеловал. В этот момент к ним подбежала Александра Михайловна. Увидев царя и сына у него на руках, испугалась и, выдохнув: — Ой, батюшки мои! — склонилась в глубоком поклоне перед государем.
— Так это ты мамаша этого чудо-ребёнка? — обратился к ней Павел. — Как зовут?
— Александра Михайловна Муравьёва, жена…
— Знаю, знаю, подполковника Муравьёва, — оборвал её император. — Молодцы, хорошо сына воспитываете. Отличный военный из него получится, уже сейчас выправка замечательная, — проговорил он громко, опуская мальчика на землю к ногам матери. — А ну-ка, Кутайсов, подойди, — приказал Павел.
Невысокий, темноглазый, полный человечек со смуглым, оливкового цвета лицом приблизился к императору. Это был всесильный временщик царя, бывший поначалу камердинером наследника. Много лет назад его, маленького турчонка с живыми чёрными глазами, привезли в Петербург и преподнесли императрице Екатерине. Она в свою очередь подарила его своему сыну. Теперь же он был уже графом Российской империи, обер-шталмейстером двора и одним из самых богатых и, как поговаривали, жадных людей на новой родине.
— Ну-ка дай мне вот этот перстень с моим вензелем, — показал на его руку царь, где каждый палец был унизан кольцами и перстнями, ярко сверкавшими на весеннем солнце драгоценными камнями.
— Пожалуйста, мой государь, — проговорил с сильным акцентом Кутайсов и протянул перстень Павлу Петровичу, привычно услужливо кланяясь, но его полное, очень смуглое лицо выражало глубокую печаль, которую граф не мог или не хотел скрыть.
