Шеин положил на плечо Ивана руку, мягко ответил:
— Невозможно сие, Ваня. Он мой побратим, а это больше, чем брат.
И Шеин заторопился к своему коню, которого держал Анисим. Воины уже были в сёдлах. Вид их говорил, что они и хмельного выпить успели, и закусили изрядно. Как выехали за ворота, Михаил сказал:
— Теперь давайте вскачь до дома. Авось наверстаем упущенное.
У Михаила было хорошее настроение. Понял он, что Шуйский затеял какую-то крупную игру и втягивал в неё его, Шеина. А он никогда не чурался игр, лишь бы они честно велись.
Вот и Рождественка, вот и дом, где родился и вырос Михаил. У ворот он спешился и, прежде чем Анисим успел подбежать к калитке, сам постучал в неё. Знал, что привратник всегда рядом. Ан нет, калитку открыла незнакомая женщина, спросила:
— Тебе кого, барин?
— Я приехал домой, голубушка. Я боярин Михаил Шеин, — сказал он и вступил во двор. — Открывай-ка шире ворота.
— Прости, батюшка-боярин. Я недавно служу у вас. Меня зовут Аграфена, и я в нянях у Катеньки.
— Прощаю, Аграфенушка. Где же моя доченька, где её матушка? — шагая к дому, спрашивал Михаил.
— Доченька в кустиках в ляльки играет, а матушка-боярыня кафтан тебе вышивает.
Михаил, подбегая к дому, увидел в зарослях жасмина «гнёздышко», в котором хозяйничала Катя. Он раздвинул кусты.
— Здравствуй, Катенька, — сказал он негромко.
Девочка посмотрела на него большими синими глазами.
— А ты кто?
— Я твой батюшка.
Увидев Аграфену, Катя бросила игрушки, побежала к ней.
— Нянюшка, я хочу к матушке.
Она уткнулась в подол юбки Аграфены. Та взяла Катю на руки и направилась в дом.
— Идём, батюшка-боярин, а то ведь проку не будет, — молвила она.
— Так откуда ему быть, коль незнакомы, — отозвался Михаил.
В доме было, как всегда летом, прохладнее, чем во дворе. В прихожей знакомые вещи, в трапезной — тоже. Со второго этажа спускалась боярыня Елизавета. Увидев её, Михаил подумал: «Господи, как она постарела!» Он поспешил ей навстречу.
И она увидела сына, остановилась на последней ступени лестницы.
— Наконец-то, сокол залётный, вспомнил о нас.
Михаил обнял мать, склонился к ней, поцеловал.
— А ты нисколько не постарела, матушка.
— Полно, полно. Годы никого не щадят. — Она тут же сказала няне: — Аграфена, позови Машу. А Катю дай мне. — Взяв её на руки, повернулась к сыну. — Внученька, это твой батюшка.
— Иди ко мне, чадушко моё. Я вернулся с войны.
Михаил протянул руки к дочери. Она умоляюще поглядела на бабушку, но всё-таки пошла на руки к отцу. А он, прижав Катю к груди, почувствовал, что у него от волнения разрывается сердце. Он молчал, гладил её густые волосы цвета спелой пшеницы и тихо шептал: «Господи, как ты мне желанна, доченька. Ты же вылитая мама».
