— Милости прошу к нашему рыбному лову. Место от Бога. Лещ и судак по всей заводи гуляют, да даются не всем.
— Спасибо, отец, что пригласил. Мне важнее рыбы дружелюбный рыболов: душу отвести будет с кем.
— Оно так, добрый человек.
— Тебя как звать-то?
— Лампадом меня батюшка нарёк. И знатно: велением Божиим я просвещающий.
— А меня Михаилом кличут.
Слово за слово Михаил и Лампад разговорились. Служка сбегал в кусты, принёс ещё одну сосновую чурку, поставил рядом со своей, пригласил Михаила:
— Садись, мил-человек. В кои-то веки душу отведу вдоволь. — Лампад был словоохотлив и признался: — Иной раз с рыбками веду разговор, так они безответные. — И поведал скороговоркой, что они с Огурцом волжские побратимы: — А как же, мы с ним на одной льдине за Углич ненароком плавали, и все щуки нам были знакомы. Да вот потерял я своего собрата. Горюшко превеликое ко мне прикатило…
Как только завязался разговор на короткой ноге, Михаил баклагу из сумы достал, кусок говядины пластами нарезал. Лампад, увидев баклагу, глазами засверкал.
— Мил-человек, Господь тебя послал. А я-то болью душевной маюсь.
Из кармана ризы Лампад вытащил маленькую глиняную махотку.
— Плесни, мил-человек, плесни!
Михаил налил ему полную махотку хлебной водки.
— Погаси свою боль, отец, — сказал он и подал служке кусок хлеба с говядиной.
Лампад до капельки выпил хмельное, съел хлеб с мясом и вдруг сделался грустным, запричитал:
— О Боже, Боже, ежели бы нечистая сила не дёрнула Огурца за язык, сидели бы мы ноне рядом у огонька, пили бы бражку да хлебали бы юшку[4]. Не иначе как лукавый надоумил его колокол за язык дёрнуть.
— Что же он такое сказал, отец?
— А то и сказал, что погубило его. Вот ты праведный человек, по глазам вижу. И мой Огурец был таким.
Лампад посмотрел с жаждой на баклагу. Михаил подал ему хмельное, тот налил немного в махотку, выпил и продолжил: видел он и узнал то, о чём до смертного часа надо было ему молчать. А он, душа непорочная, выплеснул всё, словно воду из таза. А ведь правда была в том тазу, правда!
— Ты бы, отец, пояснее сказал, — попросил Михаил.
— И верно, сын мой. Скажу тебе как на духу о том, что должен был хранить на замке Огурец. Да мне не страшна смертушка, я своё прошёл. — Помолчал, повздыхал Лампад и изрёк: — Был мой славный Огурец очевидец, как князья Нагие подменили своего сынка и племянника царевича Димитрия.
— Неужели подобное могло случиться? А смысл-то в чём?
— Случилось. А смысл один: уберечь царевича от убийства думали Нагие. Догадались князья, что дьяк Михайло Битяговский, его сын да племянник присланы из стольного града, дабы выполнить чью-то волю… А иного и не ведаю.
