Григорий Годунов, благородный боярин, с кротким лицом, взял грамоту, но уходить медлил.
— Ну что стоишь?! Господи… — повысил голос Борис.
— Славный племянник, я лучше позову патриарха Иова, и вы вместе пойдёте к царю. Там должно прочитать грамоту.
— Делай как хочешь, — безвольно согласился Борис Годунов.
Дворецкий Григорий покинул покои с племянниками. В Брусяной зале он увидел среди служилых, что обычно собирались к вечерней трапезе, Михаила Шеина и позвал его:
— Миша, ты мне нужен, идём со мной.
— Что случилось, батюшка Григорий? На тебе лица нет.
— Сам толком не ведаю. Поспешим к патриарху.
Из царского дворца в палаты патриарха можно было пройти крытыми сенями, и Годунов с Шеиным уже через минуту-другую стояли перед дверями палат патриарха. Но впервые, может быть, за всю службу дворецкий Григорий дрогнул перед тем как открыть дверь. Михаил понял состояние старого боярина и взялся за ручку двери.
Иова они застали за чтением Ветхого Завета.
— Благослови, владыко… — обратился дворецкий к патриарху.
Иов осенил Григория крестом.
— Дурные вести? — спросил зоркий старец.
— Беда, святейший. Вот грамота из Углича. Просит тебя Борис-правитель прочитать её и царю донести.
— Прости нам, Господи, грехи наши, — вздохнул Иов.
Он взял грамоту, но не вскрыл её: держал в руке, осматривал со всех сторон.
Михаилу показалось, что патриарх знал содержание грамоты.
— Идёмте к царю-батюшке, — сказал Иов, держа грамоту далеко от себя.
Шеин подошёл к патриарху, взял его под руку и повёл в царские палаты. В пути к ним присоединился Борис Годунов, и они вчетвером предстали перед царём Фёдором Иоанновичем, который забавлялся с белоснежной борзой Снежиной. Царь спросил:
— Что у тебя, святейший? Если в храм зовёшь, то я приду.
— Беда к нам пришла, сын мой, — ответил Иов, развернул грамоту и принялся читать.
Написано в ней было о том, что девятилетний царевич Димитрий, играя в ножички, вдруг впал в судорожный припадок падучей болезни, своей рукой невольно ударил себя в горло и упал замертво. Было добавлено в грамоте, что всё это случилось от небрежения князей Нагих, мамок и нянек, которым надлежало смотреть за царевичем. Но в грамоте была приписка князей Нагих, и они открещивались от своей вины и злодеяние в смерти царевича Димитрия перекладывали на дьяка Михаила Битяговского и его сына Данилу, ещё на племянника дьяка Битяговского Никиту Качалова, якобы насильственно отнявших жизнь у царевича Димитрия.
Михаил Шеин стоял рядом с патриархом Иовом, читавшим грамоту, и видел, как плакал старец, руки его тряслись, а голос срывался. Видел Шеин и бледное лицо царя Фёдора, покрытое холодным потом, его блуждающие глаза, полные слёз. Лишь только Иов дочитал грамоту, как царь Фёдор опустился на колени и стал молиться:
