— Никто не услышит от меня ни единого слова, — заверил Михаил.
Всё так и было. В полночь крытый возок и вороная кобылка стояли у чёрного крыльца палат и за возницу в чёрном плаще сидел Михаил. Ждал он недолго. Борис Фёдорович вышел один. Он был тоже в чёрном плаще с капюшоном, в руках — кожаная сума. Он молча забрался в возок и опустил полог. Шеин тронул коня. Годунов велел ему ехать к Троицким воротам, а как миновали их, сказал:
— Ты, Михаил, теперь свободен. Иди к матушке на Рождественку, а я покачу своим путём.
— Твоя воля, Борис Фёдорович, а мне жалко с тобой расставаться. Никто так не порадеет за Русь.
— Не знаю, не знаю.
Годунов отобрал у Шеина вожжи, и тот спрыгнул с облучка.
Михаил посмотрел вслед возку и увидел, что Борис Фёдорович уезжал к Москва-реке на мост. Куда он поедет дальше, Михаилу оставалось только гадать. Он прошёл мимо храма Василия Блаженного и, свернув на Варварку, направился по пустынной, полуночной Москве домой.
Для Руси это были судьбоносные ночные часы. Доберись Борис Годунов до Донского монастыря и прими там на рассвете постриг, держава была бы повергнута в смуту. И всё-таки смута придёт, но значительно позже, и в причинах её возникновения окажется в немалой степени виновен Борис Годунов. А пока наступило междуцарствие, и длилось оно в течение девяти месяцев.
Шагая домой, Михаил думал о происходящем как зрелый муж, хотя и непричастный к государственным делам, но во многом поднаторевший за годы придворной службы. Он определённо знал, что спокойная жизнь миновала. Уже завтра будет всем ведомо, что исчез правитель Руси и теперь вовсе некому управлять державой. И не дай Бог, если прослышат польские и литовские гетманы, что Русь осиротела, — тут же хлынут в её пределы разбойные ватаги, вновь подступят к Смоленску.
Конечно же, сдерживать порывы рвущихся к трону, может и патриарх всея Руси. Он властен, умён, в нём живёт сила Божьего слова, но хватит ли у него телесных сил? Он немощен. Сказались годы тяжёлой жизни при Иване Грозном. Надо уповать на Бога, чтобы у патриарха и церковного синклита[9] хватило здравого ума выбрать достойного государя, разумеется, если этому не помешает Боярская дума.
Михаил Шеин понимал, что не ему, царскому стольнику, судить, кого поставить у кормила власти. И всё-таки он вновь перебирал тех, кто хотел бы надеть корону державы. Князь Фёдор Мстиславский медлителен и неповоротлив. Возраст даёт себя знать. Случается, что и в думе дремлет. Усмехнулся Михаил и подумал, что и держава при нём дремать будет, а то и в сон окунётся. Вот князь Фёдор Романов и потянул бы тяжёлый воз. Властен, умён, но в любострастии был уличён. Потому патриарх Иов вряд ли выдвинет его занять царское место. А там и выборные из земель его не примут.
