— Нет, но думаю, что ты мне сама скажешь.
Она величественно улыбнулась.
— Потому что здесь все рисуют бухту. Каждый ничтожный любитель, который едва научился держать кисть в руке, начинает тупо рисовать игривых чаек, маленькие лодочки, раскачивающиеся на волнах, пальмы. Скукотища. — Она указала на одну небольшую картину в серебристой рамке, на которой был изображен дикий водоворот пурпурных спиралей, серых крестов и белой пены. Все это напоминало произвольные мазки кистью раскапризничавшегося ребенка. — Вот он, залив. В моей интерпретации. Никаких очаровательных яликов, никаких бабушек с удочками, никаких кричащих цапель, улетающих от опасности. Залив как он есть. Жесткий. Жестокий. Как сама жизнь.
Уит вдруг подумал, что Сюзан в этом роскошном доме вряд ли знает о настоящей жестокости и трудностях жизни. Возможно, ему стоит дать ей телефон Линды Берд.
— Я бы хотел узнать о твоих отношениях с Пэтчем.
— Ты спрашиваешь об этом как судья или потому что Люси шепнула тебе пару недобрых слов?
Это уже интересно.
— Как судья.
— Я любила Пэтча. А кто, собственно, не любил его? — Она снова качнула ногой. — Художники время от времени живут в соответствии со сложившимся стереотипом: испытывают вдохновение, когда счастливы, и переживают спады, когда работа не клеится. Пэтч всегда вытаскивал меня из меланхолии, шлепал по заднице, если это было необходимо. — В ее тоне чувствовалась театральность, она проигрывала каждый нюанс до тех пор, пока он переставал уже быть нюансом. Но и при слабом освещении Уит видел, каким осунувшимся было ее лицо под свежим слоем макияжа. Она явно плакала, причем слез было пролито немало.
— А он никогда не помогал тебе другим образом? Скажем, деньгами?
— Ты спрашиваешь, как будто тебе заранее известен ответ.
Уит пожал плечами. Сюзан пронзительно посмотрела на него и вдруг спросила:
— Любить Люси непросто, не правда ли? Язык у нее действительно длинный.
Она закурила тонкую дамскую сигарету из розовой пачки, «очередной гвоздь в гроб курильщика», и предложила ему. Он отказался.
— Она с глубоким отвращением наговорила тебе всяких гадостей обо мне, верно? И при этом буквально заламывала себе руки. Она, вероятно, почувствовала вибрации, так?
Уит ничего не ответил.
— При рождении Люси ее палец уже указывал на кого-то другого. Художники видят суть человека, дорогой мой, и я на таких людей насмотрелась вдоволь.
— Она сказала мне, что ты просила у Пэтча одолжить тебе довольно крупную сумму.
