Они приняли условия Питу. Зрители стали в круг, а бойцы, сбросив один куртку, а другой кафтан, ринулись друг на друга.
Нам уже случалось говорить о руках Питу. Руки эти были мало приятными на вид, но еще неприятнее было ощутить их силу. Кулаки у нашего героя были с детскую голову, и, хотя бокс в ту пору еще не привился во Франции, а следовательно, начала его были совершенно неизвестны Питу, он влепил своему первому противнику столь меткий удар, что глаз у того немедленно заплыл и украсился синяком абсолютно правильной формы: самый ловкий математик, вооруженный циркулем, не сумел бы начертить такую идеальную окружность.
Противника сменил следующий боец. Питу устал в первом бою, но и его соперник явно уступал в силе и ловкости предыдущему дуэлянту. Вследствие этого второй бой кончился гораздо скорее первого. Внушительный кулак Питу обрушился на нос врага, и потекшие из обеих ноздрей струйки крови немедленно засвидетельствовали мощь удара.
Третьему бойцу повезло больше других: он отделался сломанным зубом. Остальные трое предпочли не настаивать на продолжении сражения.
Питу прошел сквозь толпу, с почтением расступившуюся перед победителем, и, целый и невредимый, направился к своим пенатам, точнее, к пенатам своей тетушки.
Назавтра трое учеников явились в школу один с подбитым глазом, другой с расквашенным носом, третий с распухшими губами; аббат Фортье учинил дознание, ведь он отвечал не только за нравственное, но и за физическое здоровье своих подопечных. Однако у школяров есть свои добродетели: никто из раненых бойцов не Выдал товарища, и лишь от совершенно постороннего свидетеля аббату Фортье удалось узнать, что урон троим бедолагам нанес не кто иной, как Питу. Родители всех троих пожаловались аббату. Необходимо было покарать обидчика. Питу на три дня лишился перемены: один день причитался ему за глаз, другой — за нос, третий — за зуб.
Эти три дня вдохновили мадемуазель Анжелику на хитроумное новшество. Заключалось оно в том, чтобы оставлять Питу без обеда всякий раз, как аббат Фортье оставит его без перемены. Решение это бесспорно должно было пойти на пользу Питу, ибо кому хочется дважды претерпевать наказание за одну и ту же провинность.
Впрочем, Питу так и не смог понять, отчего его назвали доносчиком, раз он ничего не говорил, и отчего его наказали за то, что он поколотил тех, кто хотел поколотить его; но если бы мы понимали все в этом мире, мы лишились бы главных источников его очарования: тайны и неожиданности.
