— Ты пессимист, — поставил диагноз Порохов. — Давай лучше дернем по баночке и прекратим философию. Кстати, это что за хренота? — Он ковырнул вилкой в салатнице.
— Салат «Гундель». Чудесная вещь…
Они отужинали к полуночи. Забрав женщин, Порт куда-то уехал. Порохов вернулся в номер и лег спать.
* * *
Утром он проснулся рано, принял холодный душ, в махровом халате, который обнаружил в ванной, вернулся в гостиную, сел в кресло у стола, стал просматривать документы, которые ему передал Порт.
В это время повернулась дверная ручка, открылась дверь, и в номер вплыла горничная — молодая, плотно сбитая женщина.
— Йо рэггелт киванок, — произнесла она мелодичным голосом. — Доброе утро.
По— хозяйски прошла к окну, повернула рукоятку жалюзи, открыла их.
Пока она шла, Порохов оглядел ее с головы до пяток. Смуглое лицо с нежной здоровой кожей, большие карие глаза, каштановые волосы, собранные на затылке в пучок. Когда женщина двигалась, упругие мышцы ног, напрягая ткань, заставляли ее переливаться шелковистым блеском. Порохов не мог подобрать лучшего определения этому блеску, чем сексуальный.
— Господин всем доволен? -спросила горничная по-русски.
— Простите, как вас зовут?
— Эржибет. Эржика…
— Господин доволен всем, Эржибет. — Порохов тяжело ворохнулся в кресле. Взял стакан, налил в него минеральной воды. Выпил. Со стуком поставил стакан. Подумал: «А почему мне не проявить себя господином?» Не спуская глаз с горничной, сказал: — У вас красивые ноги, Эржибет.
— Вам нравятся?
Она кокетливо приподняла юбку двумя пальцами, приоткрыв место, где сходятся ноги. Черный эластик, плотно облегая неровности тела, позволял воображению дорисовать возбуждающую картину.
— Потрясающе! — Порохов облизал губы, как кот, увидевший сало.
— Вы ничего не желаете, господин? — Эржибет опустила юбку.
— Только вас, Эржика…
— Но вы не завтракали, господин.
— Закажите завтрак на двоих в номер. И шампанское…
На другой день Порохов закончил все дела с Портом, и тот на своей машине укатил в Беч. Венгры даже бывшую столицу Австро-Венгрии -Вену — именовали по-своему.
Порохов остался в стране еще на две недели. Эржибет оказалась искусницей, и уезжать от нее сразу не захотелось.
Будапешт произвел на Порохова впечатление старой дворянской усадьбы, стены которой изрядно пооблупились и еще сохраняли на себе копоть веков, но залы внутри уже были подновлены: потолки побелены, дверные ручки позолочены, поставлены свежие зеркала. В то же время, не ожидая окончания ремонта, в усадьбу ворвалась и поселилась в ней толпа шумливых цыган. Блеск интерьера никак не вязался с признаками духовной нищеты обитателей.
