В это время Щепка нарисовался с рожей довольной до невозможности, как у кота обожравшегося сметаной. Егор с Молчуном только завистливо вздохнули. Кто-то людей по голове бьет, а кто-то развратничает…
— Грузимся! Аврал!
И началось. У дедушки работников было человек двадцать. Да еще столько же армейцев. Подполковника первым же рейсом отвезли на корабль и запихнули в госпитальный отсек, благо все три койки были пустые. Туда же впихнули и пять девчонок. Кубрик Егора и его друзей до потолка забили ящиками, ящичками и шкатулками. Продуктовую кладовку забили мешками. Бананы и апельсины валялись по всему кораблю связками и коробками. Все уже успели стрескать по паре-тройке заморских плодов прямо с кожурой, прежде чем старшина начал всем объяснять, как их чистить.
— У нас приказ. Дойти до указанного острова и дождаться там танкера-заправщика и дальнейших указаний. Попутно эвакуируем группу индонезийских товарищей с грузом и нашего раненого офицера из группы военного советника. Утром выходим.
В отсутствие капитана командование принял на себя первый помощник.
— Ты что творишь? — оглядевшись по сторонам прошипел Молчун. — Это же трибунал! Расстреляют или в лагере сгноят…
— Нам предложат смерть на выбор, — ответил ему строчкой из его же песни Егор. — Ты же не собираешься жить вечно? А умирать всегда легче с чувством исполненного долга. Я знаю.
Сидоров нарисовался.
— Особист рядом с раненым сидит, девчонки его чаем поят. Он все что они говорят, в блокноте русскими буквами записывает. И за подполковником тоже, когда тот бредить начинает… — доложил он.
— Следи за ним, как он в гальюн выскочит после чая, мне махнешь, я их предупрежу чтобы лишнего не болтали, — озаботился Егор.
— Да я им уже сказал, что это за личность и предупредил, чтобы знание русского не выдавали, — уточнил Сидоров. — Настенька такая умная девушка, да и дед ей про чекистов рассказывал много.
Главстаршина только и мог, что глазками похлопать от удивления. С Молчуном за компанию. А за маленьким островом справа по борту раздался артиллерийский выстрел явно неслабого калибра.
— Боевая тревога!
Ну, из-за острова на стрежень…
Понеслись родные, машина — полный вперед! В быстрый кораблик труднее попасть. Слетела с Егорушки вся цивилизованность, в бога-то он никогда не верил, повода для этого не видел, просто привычно ритуалы выполнял, такие же странные, как уплата партийных взносов и посещение собраний. Выдернул из воротника иглу, проколол себе палец. Капнул кровью на ствол своего зенитного автомата. Одна сталь, одна кровь. Не подведем друг друга.
