Сказание о синей мухе | страница 5
Но муха была далеко не безобидной. У нее была своя амбиция и поразительная настойчивость в достижении намеченной цели.
Руководясь своей идеей, она неустанно садилась на руки, щеки, лысину, нос, лоб философа, усердно давая ему знать о себе, напоминая о том, что она не какая-нибудь мушка, а синяя муха, величиной с осу, целая мушенция с синими крыльями.
Но Иоанн Синемухов терпеливо отгонял ее, продолжая свои изыскания.
Наконец назойливость ее вывела философа из себя. Муха явно не понимала вежливого обращения. Кроме того, не обращала внимания на изящно оформленный плакат, висевший на стене над письменным столом:
«Ты пришел к занятому человеку — не мешай ему!»
Он бросил в раздражении перо, встал и в течение получаса гонялся за синей мухой. Но она не давалась ему в руки, словно ветреная и коварная кокетка; он же, продолжая думать о своей работе, досадовал на строптивый дух, так неожиданно проявившийся в обыкновенной мухе, лишенной элементарной дисциплины.
Стоял знойный летний день, воздух звенел, муха жужжала с дьявольским однообразием и неутомимостью, спина у философа взмокла, запотели стекла очков, он уж готов был свалиться от усталости, как вдруг злосчастная муха очутилась в его влажных ладонях.
— Ступай! — начал он торжественно, бессознательно цитируя Стерна, ибо всю свою предыдущую сознательную жизнь привык, прежде всего, цитировать (для того, чтобы у него родилась самостоятельная мысль в столь неожиданной ситуации, потребовалось бы не менее года).
— Я тебе не сделаю больно, — еще тверже и назидательнее зазвучал его голос, так как синяя муха упрямо билась об его ладони, не внимая словам.
— Я не трону ни единого волоска на твоей голове, ступай на все четыре стороны, бедняжка, мне не к лицу обижать тебя. Свет велик, в нем найдется немало места и для тебя и для меня!
Однако урок благожелательства и мухолюбия не возымел никакого воспитательного воздействия на синюю муху, и на отменное мухолюбие философа она ответила явным человекофобством.
Не успел философ усесться за письменный стол и вновь погрузиться в мысли о разумной дисциплине, доброй воле и прочих превосходных вещах, как синяя муха, с явным злорадным жужжанием, опять влетела в окно и, ударившись с размаху в розовую плешь философа, пребольно ужалила его в самую макушку.
Тут Иоанн Синемухов позеленел, швырнул перо, которое обычно клал с чрезвычайной осторожностью, будто оно было сделано не из прочной пластмассы, а из хрупкого стекла, и поддался самому ненавистному для него аффекту злобы и негодования.