Услышав искренние и резкие слова Продавца Грез, я подобно лучу проник в свое прошлое и вспомнил о Жоау Маркосе, моем сыне. Как я ошибался с этим сорванцом! Я был преподавателем без особых средств, но только сейчас понял, что никогда не давал ему того, что не подлежит продаже. Я критиковал сына, воевал с ним, наказывал его, ограничивал и стеснял его. Это был только глупый учебник правил и этики. Я бил его эмоционально. Я сравнивал поведение сына с поведением его товарищей, исправлял его при всех.
Я никогда не давал ему поплакать. Я никогда не говорил, что у его отца тоже были мальчишечьи страхи, что я сам совершал такие же ошибки и множество раз был непоследовательным. Первый закон Продавца Грез гласил: признай свое безумие и свою глупость. Я их не признавал. Я был искусственным воспитателем. Желая сформировать мыслителя, я был всего лишь машиной для преподавания. Стремясь воспитать человеческое существо, я вообразил себя Богом.
Я знал, что, с точки зрения социологии, люди, которые больше всего совершали зверств в истории, возомнили себя Богом. Они убивали, увечили, навязывали свою власть, не имея понятия о собственной хрупкости, как будто бы они были вечными. Мы пытаемся воспроизвести атмосферу, в которой царят бесчеловечные люди, в менее сомнительной среде, как, например, наш дом, аудитория, кабинет, собрание.
Я осмотрелся вокруг и увидел несколько знаменитых юристов, среди которых были судьи и прокуроры; на глазах у них выступили слезы. Они были, как и я, образованные и хрупкие; огромные и маленькие; красноречивые в разговоре о внешнем мире, но робкие в разговоре о своем собственном существе, о людях, которых они любили.
Некоторые адвокаты-криминалисты и специалисты по налогам были богатейшими, но покупали только то, что было дешево. Они никогда не были по-настоящему миллионерами. Пока они витали в облаках, впитывая мудрость этого странного оборванца, на сцене появился Бартоломеу, который не преминул спустить их с неба на землю, Он заговорил очень громко, обращаясь к Барнабе:
— Я знал, что я — миллионер, Мэр. Я богаче богатейших. Я не покупаю драгоценностей, но женщины меня любят. Я не покупаю картин, но созерцаю небо. У меня нет льстецов, но у меня большое количество друзей. — И, чтобы высмеять нас, заявил: — Вы, Юлий Цезарь, Эдсон и Димас, храпите, как старые козлы, но мне даже не нужно принимать средство, чтобы спать.
Мэр не отставал, его дух политика-бездельника вернулся к жизни. Видя, что аудитория внимательно слушает, он вдруг захотел покорить ее, используя юридические термины, и пошел дальше:
