Я ощущал близость их душ, в точности как в те времена, когда они ступали среди живых. Однако внутри доспехов был лишь пепел. Вместо памяти в их сознании плавал туман.
В Джедхоре я почувствовал крошечный тлеющий уголек воспоминания: вспышка белого пламени, которая затмевает все остальное и длится не дольше мгновения. Так умер Джедхор. Так умер весь легион. В беснующемся огне.
Хотя в разуме Мехари порой вспыхивали такие же проблески памяти, в тот день я ничего в нем не почувствовал. Второй рубрикатор замер в величественной позе стража, сжимая болтер и глядя на меня бесстрастным Т-образным визором шлема.
Я не раз пытался объяснить парадокс живых мертвецов Нефертари, но мне всегда недоставало верных слов. В последний раз, когда мы беседовали на эту тему, это выглядело особенно беспомощно.
— Они там и не там, — говорил я ей. — Оболочки. Тени. Не могу объяснить это тому, у кого нет второго зрения. Это все равно что пытаться описать музыку родившемуся глухим.
В тот момент Нефертари провела своей когтистой перчаткой по шлему Мехари, и ее хрустальные ногти царапнули одну из неподвижных красных глазных линз. Ее кожа была белее молока, светлее мрамора, достаточно прозрачной, чтобы смутная паутина вен просвечивала под резко очерченными скулами. Она и сама выглядела полумертвой.
— Ты это объяснишь, — отозвалась она с холодной, нечеловеческой улыбкой, — если скажешь, что музыка — это голос эмоций, которые музыкант посредством искусства передает зрителям.
И ответил на эту изящную шпильку кивком, но больше ничего не сказал. Мне не доставляло удовольствия делиться подробностями проклятия братьев даже с ней, не в последнюю очередь потому, что на мне лежала часть вины за их судьбу. Это я пытался помешать Ариману в последний раз бросить кости.
Это я потерпел неудачу.
Привычный укол смешанного с виной раздражения вернул меня в настоящее. Рядом со мной зарычала Гира.
«За мной», — приказал я двум рубрикаторам.
Команда с треском пронеслась по психической нити, соединявшей нас троих, и их подтверждение откликнулось гулкой пульсацией. Мехари и Джедхор двинулись следом, глухо стуча подошвами по палубе.
В длинном проходе, ведущем на мостик, зашипел и ожил еще один вокс-динамик.
— Иди к нам, — произнес он.
Снова тот же монотонный призыв, манивший меня в глубь холодных коридоров корабля.
Я посмотрел прямо на один из бронзовых акустических приемников, которые испещряли сводчатые стены основного хребтового коридора. Этому придали форму улыбающейся погребальной маски андрогина.
