— Не называй меня Огненным Кулаком, — тут же отозвался в воксе Леор.
Его голос не звучал ни оскорбленно, ни рассерженно, хотя я знал, что он почти наверняка испытывал оба этих чувства. На фоне его ответа мне было слышно приглушенное стрекотание сочленений доспеха во время бега по кораблю.
— Я Кадал из Третьего легиона, и мое звание — сардар Шестнадцатой, Сороковой и Пятьдесят Первой рот. Как вам, возможно, уже сообщили экипажи ваших мостиков, мой флот не стреляет по вашим кораблям, только по крейсерам в цветах Сынов Хоруса. В связи с этим у меня есть для вас предложение: ваши жизни. У меня нет раздора с Тысячей Сынов или Пожирателями Миров. Возвращайтесь на свои корабли, и вам позволят уйти обратно в шторм целыми и невредимыми.
— Сардар Кадал, — ответил я. — Полагаю, что ты нам лжешь.
Треск вокса совершенно не скрыл его басовитого, понимающего смешка.
— Хайон, просто дай мне взять Фалька и его людей. Меня не интересуют ни твои мелкие фокусы, ни этот глупец Огненный Кулак. Говорю еще раз, возвращайтесь на свои корабли и оставьте Сынов Хоруса мне. Даю слово, что сохраню вам жизнь, и можете отправляться обратно в свои крепости с вестью о моем милосердии.
— Что заставляет тебя столь упорно охотиться за Фальком? — спросил я.
— Он один из них, — произнес Кадал.
Один из них. Легионер Сынов Хоруса. Легиона, который оставил нас на гибель под огнем вновь вспыхнувших злобой имперских орудий. Так легко скрыться от возмездия, но невозможно избежать позора.
— Сардар, странно, что ты занимаешь позицию морального превосходства, хотя твой легион в Терранской Войне вряд ли принес много пользы. Чем вы занимались, пока остальные из нас растрачивали свою кровь и жизни под стенами дворца?
— Я сделал вам предложение, — повторил сардар, не собираясь глотать приманку, — хотя я и был уверен, что улыбка его угасла.
Я оглянулся на своих спутников. Мехари и Джедхор молчаливо и неподвижно наблюдали. Гира бродила вокруг контрольных кресел и по-прежнему занимавших иссохших ее трупов. Я не мог прочесть в ее нечеловеческом сознании ничего, кроме угрюмого недовольства.
Глазами Ашур-Кая я наблюдал, как на экране рунические символы нескольких штурмовых ботов приближаются к верхним палубам «Его избранного сына». У нас оставалось меньше минуты до момента, когда первые абордажные шлюпки врежутся в борт.
— Кадал, боюсь, я вынужден отказаться. Я ценю предложение, однако не поверил бы тебе на слово, утверждай ты, что горишь, даже если бы самолично тебя поджег. Твое слово значит для меня меньше дерьма, сын Фулгрима.
