— Все крещеные?
Она разгладила мои записки длинными красивыми пальцами и равнодушно отодвинула в сторонку сиреневую купюру.
— Все, все!
— А это что за имя такое — Сталина? Сестра, вы в своем уме?!
— Сталину нужно обязательно оставить! Это моя тетя, она к Сталину никакого отношения не имела, просто никто не знает ее православного имени... Но я точно знаю, что она крестилась, совершенно точно! Только тайно: время такое было, разве вы не понимаете?
— Понимаю, — спокойно ответила монахиня. — Как не понять? Но разрешить не могу, нельзя. Нельзя на литургии Сталину поминать.
Она взяла синий карандаш и медленно, как-то даже с удовольствием вычеркнула мою бедную тетку. Потом поставила кресты и положила записки в ящик.
— Что-нибудь еще?
— О нет! Больше ничего — на сегодня хватит.
Я стала энергично протискиваться к двери и от потрясения едва не ушла в казенной юбке. Охранник заметил и осуждающе покачал головой. Да нужна мне ваша юбка! Я почти разрыдалась и бросилась к дверям.
— Ты чего делаешь-то? Чуть лампадку не свернула!
Это орал охранник; лампадка, которую я не заметила, качалась вправо-влево, как маятник. Я пулей вылетела на залитое солнцем крыльцо, или по-церковному — паперть. Вот вам и праздник! Не получилось, а в принципе, так тебе и надо. Конечно, я не расплакалась, но слезы были где-то близко.
А перед крыльцом, метрах в двух, вилял хвостом Треха. Правда, стоял теперь Треха уверенно на четырех точках опоры.
— Это сторожа нашего песик, — охотно пояснила мне старенькая горбатенькая монахиня.
Стоя на нижней ступеньке, она готовилась к штурму крыльца и была очень рада внезапной передышке.
— На кладбище у нас иногда пошаливают, а он так хорошо службу несет, что оставили на хозяйстве. Да и детки его любят — это называется зоотерапия!
Она подняла крючковатый палец с желтым ногтем, гордясь своими знаниями. Потом, с трудом преодолев сопротивление больного позвоночника, заглянула под мою шапочку: маленькие глазки, похожие на выцветшие незабудки, были почти прозрачные, смотрели же по-доброму и ласково.
— А ты чего, дочка, такая расстроенная? Вроде из храма вышла, праздник сегодня...
— Мне обидно...
— Да не обижайся ни на кого! Ни на людей, ни на себя — это грех, а сегодня особенно. Иди лучше собачку погладь: он чистенький. Вася его из-за деток раз в неделю специальным шампунем моет. Намывает до блеска, как машину, животное аж блестит.
— А что за детки?
Какой ужас! Неужели этот цыган еще и многодетный? Вот уж учитель рисования...
