— Вот скажи, откуда у вас, у баб, столько фантазий в голове? Ладно бы только эротические — это природа...
— А какие еще? — Я заинтересовалась, несмотря на все ужасы нашей беседы.
— Вы же по природе своей мазохистки — лезете любой ценой всех спасать. И получаете предсказуемый результат. Причем вы все такие: и она, — он кивнул на дверь, — и ты, и Лиза. Суетесь не в свое дело, пока по носу не дадут. Я ведь Лизавету предупреждал. Но не признавала наша Лиза руководящего начала: только Бог, видишь ли, авторитет! Мечтала за веру пострадать и убогим помогала: лечила, кормила, тряпки им собирала. Да не все любят, чтобы их жалели. Некоторые терпеть не могут, когда в рай насильно зазывают... Кажется, это называется гордыней?
— На что вы намекаете? — похолодела я.
— Я о бомжах говорю. Ее рюкзак нашли около кострища на пустыре. А кто у костров греется? Наверняка бомжику проповедовала.
— Не факт.
— Нет, факт! В полиции сказали, что со вчерашнего вечера все бродяги в районе разбежались. Исчезли. С чего бы это? Надо быть разборчивее в знакомствах, правда, Анна?
И «объяли меня воды до души моей»... Я огляделась в тоске — комната начала медленно вращаться.
— Ты чего так странно смотришь? Напугал я тебя? Бомжей боишься?
— Не знаю. Мысли темные появились.
— Так расскажи, поделись, пока не поздно.
— Нет, я сама справлюсь.
— Ты, главное, помни: жизнь никогда не рубит сплеча, она всегда предупреждает, но, пока не жахнет, нам наплевать. А потом появляется два главных вопроса: зачем и почему? Будешь жить с оглядкой?
— Тоже не знаю. Понимаете, тут такая ситуация... Мне показалось, что у меня жизнь меняется.
— Мужика нашла? — хмыкнул босс.
— Нет! Хотя мужик присутствовал, это правда. Просто впервые за много лет я забыла обо всех, кроме себя. Господи, прости меня, эгоистку, это было так здорово! Я не вспоминала о сыне, невестке, внуке, работе. Я, как в молодости, жила сама по себе — без всяких обязательств. Я просто наслаждалась жизнью, но, похоже, это было неправильно или небезопасно. Так что, можно сказать, босс, ваш рассказ разрушил мое личное пространство, которое так и не успело окрепнуть.
— Анна, я не трогал твое личное пространство. Я сознательно уничтожил иллюзии, причем для твоего же блага. Не спорь! Я это чувствую.
— Очень жаль, право... Можно я пойду?
— Ступай и помни, что «все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья». Ну, по крайней мере, так думает великий классик. Про гибель не забудешь?
