– Так я тебе и скажу, – надулся шут. – С тебя станется и ту лавочку прикрыть! И вообще, ты мне должен золотой!
– За что? – изумился Редьярд, хлопая по карманам. Не найдя монеты, рванул золотую пуговицу с обшлага камзола, кинул Дрюне.
Тот ловко поймал, кивнув на бутылек.
– За нее, родимую! Давай-ка я смотаюсь на кухню, наберу подносик еды, и мы с тобой посидим, как в старые добрые времена… Кроме того, ты мне обещал рассказать кое-что!
– Помню, – помрачнел король. – Изюму возьми. Страсть как хочется пожевать, а до ужина еще далеко!
– Бегу, – улыбнулся Дрюня.
Но вернулся шут без улыбки, хотя и с подносом. Глядя в его расстроенное лицо, Редьярд сочувственно поинтересовался:
– Ярится твоя-то?
– Ярится, – вздохнул шут, накрывая на стол. – Расфырчалась, как Аркаешева кошка! Вещи свои из наших покоев забрала… Видать, к отцу вернуться намеревается.
– Кольцо не сняла? – уточнил король.
– Не сняла.
– Тогда не переживай. Ну хочешь, я с ней поговорю?
– Ты что? – побледнел Дрюня. – Даже не думай! Перепугаешь ее до смерти, дуру мою любимую!
Редьярд хмыкнул и сел за стол.
– Разливай, братец шут.
– Рассказывай, братец король, – в том же тоне отвечал тот, берясь за бутылку. – Договор дороже денег!
– С чего бы начать… Да хоть с дня, когда мы встретились с тобой в том трактире… Который «Какие-то кости»!
Дрюня кивнул, показывая, что слушает. Откупорил бутыль, ноздрей втянул кисловатый аромат, покинувший горлышко. Дал вдохнуть его величеству.
– Пресвятые тапочки! – закатил глаза тот. – Словно в прошлое вернулся!
– Я жду! – напомнил шут, наполняя стопки из драгобужского хрусталя и подавая собутыльнику огромный бутерброд, сооруженный из двух кусков серого хлеба, зелени, мощных ломтей ветчины и вареного мяса.
– Отец тогда лежал при смерти. Однако и в этом нашел выгоду старый хрыч, поскольку отказать умирающему родителю в просьбе жениться я никак не мог…
– За короля! – перебил его Дрюня, поднимая стопку.
– За короля! – согласился Редьярд.
За отца нынешнего венценосца выпили, не чокаясь.
– Я лишь ЕЕ видел рядом… ОНА заставила меня забыть обо всем, будто и не случалось в моей жизни никаких других баб! Но когда я предложил ЕЙ стать королевой, она отказалась…
– А как ее звали-то? – поинтересовался шут. – А то все ОНА да ОНА!
* * *
Ранней осенью над Узамором стоял туман, легкий, как одеяние призрака. Таким же туманом в необжитых пока покоях королевы повисла пауза. Легкая, ни к чему не обязывающая, но такая многозначительная!
