– Хороший мальчик, – похвалил Каз. – Держишься молодцом. Теперь костяшки пальцев и лицо.
Нина нанесла синяки и порезы на костяшки пальцев и руки Маззена, следуя описаниям Инеж.
– Я никогда не видела вблизи людей с огненной оспой, – сказала девушка. Зараза была ей знакома только по иллюстрациям из учебника по анатомии, которым они пользовались на уроках в Малом дворце.
– Считай, что тебе повезло, – сухо произнес Каз. – Поторопись.
Нина работала по памяти, делая кожу на лице и груди Маззена опухшей и потрескавшейся, а также выращивая набухшие волдыри и жуткие пустулы, чтобы он действительно преобразился до неузнаваемости. Парень застонал.
– Почему ты на это согласился? – пробормотала она.
Опухшее лицо Маззена исказилось, и Нине показалось, что он пытается улыбнуться.
– Хорошие деньги.
Она вздохнула. Ну да, разве в Бочке кто-то что-то делал по другой причине?
– Настолько хорошие, чтобы добровольно сесть в Хеллгейт?
Каз постучал тростью по полу.
– Хватит докапываться, Нина. Если Хельвар согласится с нами сотрудничать, они оба обретут свободу, как только мы закончим работу.
– А если нет?
– Тогда Хельвар вернется в камеру, а Маззен в любом случае получит деньги. И я обещал ему завтрак в «Купероме».
– Можно я закажу вафли? – пробубнил он.
– Мы все закажем вафли. И виски. Уж поверь, если наша миссия провалится, никто не захочет говорить со мной трезвым. Нина, ты закончила?
Она кивнула, и Инеж заняла ее место, чтобы наложить на Маззена повязки, как у Матиаса.
– Ладно, – кивнул Каз. – Буди Хельвара.
Нина присела рядом с Матиасом, пока Каз светил ей лампой. Даже во сне лицо парня было тревожным и хмурым. Она провела рукой по его побитой челюсти, борясь с желанием задержать ее там.
– Не трогай его лицо, Нина. Мне надо, чтобы он мог передвигаться, а не выглядел красавчиком. Быстро исцели его до нужного состояния, но не более. Не хватало еще, чтобы он нашел силы с нами бороться.
Нина убрала одеяло и принялась за работу. «Всего лишь очередное тело», – убеждала она себя. Каз довольно часто вызывал ее среди ночи, чтобы исцелить раненых членов «Отбросов», которых нельзя было вести к медику, – девушек с ножевыми ранениями, парней со сломанными ногами или застрявшими в теле пулями, жертв потасовок с дозорными или другой бандой. «Представь, что это Маззен. Или Большой Боллигер, или еще какой-нибудь дурак. Ты не знаешь этого парня». И в этом была доля правды. Парень, которого она знала, сейчас – только оболочка, внутри которой находится кто-то другой.
