Самая длинная ночь в году | страница 57



— Брат? Это в смысле…

— В смысле император.

— С ума сойти… — Ирина прижала руки к вискам. — Небеса, мою скромную персону обсуждали с императором!

— А как, по-твоему, мне было получить разрешение жениться? Я не самый свободный человек в государстве.

— Никогда не рассматривала жизнь аристократов в плане несвободы. По-моему, вы делаете, что пожелаете.

— Это заблуждение. По крайней мере, в отношении меня. Да и в отношении большинства высших семейств.

— Жениться? — она вдруг поняла, что он сказал.

— Совершенно верно. В тот вечер, когда было совершено покушение, я собирался сделать тебе предложение.

— Так отчего ж не сделали, ваше сиятельство?

— Кольцо забыл на работе. Хотелось, чтобы было романтично…

— Романтично…

Она отрицательно замотала головой, опустилась на ковер перед камином — ноги перестали держать — и зарыдала.

— Ира, прости меня, прости.

Князь попытался ее обнять, прижать к себе, но она оттолкнула его с такой силой, что он еле удержался на ногах. Вставая, она уже не сдерживалась:

— Так значит, тогда, когда мне под ноги вывалилось израненное тело, которое я потащила к себе в дом, чтобы спасать — я, по-твоему, думала о том, выгодно мне это или нет? Это моего алчного взгляда ты боялся? Моих реверансов? Ты действительно считал, что та, что тебя спасла, способна лицемерить? А потом? Я дала тебе повод так думать обо мне?

— Ирина Алексеевна. — Он выпрямился во весь рост, медленно и изящно поставил бокал на каминную полку. — Я прошу вас ответить мне на один вопрос. Только на один. Ежели вы ответите мне на него утвердительно, не задумываясь, — обещаю вам, что уйду и более докучать вам не стану.

— И какой же это вопрос, Андрей Николаевич?

— Знай вы с самого начала, что я — двоюродный брат императора, Великий князь Андрей Николаевич Радомиров, позволили бы вы себе меня любить?

Его слова звучали в тишине ее тихого дома тяжело и гулко. Будто колокол звонит — беду предвещает. Князь смотрел в доверчиво и беспомощно распахнутые глаза. Ком подступил к горлу, но он не отвел тяжелого взгляда.

Хотелось обнять, прижать к себе, успокоить, защитить, избавить ее от необходимости отвечать, но он не мог — он должен ее убедить в своей правоте.

Она же стояла перед ним — маленькая, худенькая, с огромными влажными глазами. Мгновение — и из них хлынули слезы. Ответа не последовало, да он был и не нужен…

— Ирина Алексеевна, ваше молчание и слезы сказали мне больше, чем слова. Я люблю вас и прошу вашей руки.