За нами самими.
Еще я знал, что достаточно лишь закрыть глаза, чтобы вновь очутиться в том месте и глядеть на четыре серых туловища, величественно погруженных в синюю воду. Все сильнее и сильнее желал я почувствовать тот ветер, что рвет флаги, и ту женщину, сопровождаемую высокими солдатами. Я мог опустить веки. У меня был выбор. И я мог изменить мир.
- Нет, - сказал я Слайперу.
- Еще нет, - ответил он.
- В следующий раз, - со вздохом сказал я сам себе и вставил в машинку новый лист бумаги. - Так уж сильно мы не спешим, дорогие мои.
Погода была отвратительная. Я люблю дождь, люблю и солнце, но чтобы вместе, вот этого я уже не выношу. Здесь, в полуподвале, в такое время лучше всего - я вижу немножко солнца и немножко дождя, и мне не приходится заботиться о том, что на себя надеть. А самое главное - мне вовсе не хочется куда-либо выходить. Пью чай без сахара, курю самокрутки и Пишу.
- Так, - усмехнулся я. - надо бы для меня побольше такой погодки. Для "Подворотни 403" это то, что нужно.
С виду это и не казалось таким уж тяжелым. Все тома "Подворотни" представлялись мне звеньями хорошенько смазанной цепи. Цепь ложилась на зубья колеса, и вся история быстро-быстро мчалась вперед. от фрагмента к фрагменту Слайпер все сгущал и сгущал атмосферу, так что было невозможным оторваться от его замыслов, он буквально затягивал; и чтоб я сдох, если это у него не получалось. Тут он был докой. И не только в этом.
Он создал великолепных персонажей. Вроде бы скупо описанные, как будто бы бледненькие и замкнутые в одном, сером месте, но чем дольше я о них размышлял, тем лучше понимал, почему они такие отличные.
- Двадцать лет назад я решил описать Человека Полноценного, - сказал я воде, стекающей по парапету. - И писал его без малого год. Я пытался объять каждую его часть, каждую чертову частичку и знаю, что не забыл описать вроде бы ничего. Это и вправду был Человек Полноценный, Полнейший.
Вода закапала все быстрей.
- Только я назвал его Человеком Пустым. Потому что передо мною ему нечего было укрыть.
Слайпер должен был знать об этом. Значит, он делал лишь эскизы, где-то уверенней, где-то сильнее, но никогда так, чтобы все сразу же стало ясно. Он был музыкантом, прекрасно понимающим, чего сыграть
Двигался ведь он умело, я нигде не мог почувствовать сомнений в диалогах, в описаниях не было никакой натянутости...
- Эй, откройте, - услыхал я чей-то голос.
Я тихонько подбежал к двери.
