Мерлин закрыл глаза покойнику и вышел на негнущихся ногах из королевских апартаментов.
- Его будут звать Артуром,- пробурчал себе под нос маг, но в гробовой тишине зала, его голос прозвучал довольно отчетливо.
- Кого?- недоуменно спросил кто-то из придворных.
- Вашего короля,- машинально ответил маг и пошел прочь из дворца.
Придворные пожали плечами и рванули в покои Утера наводить там порядок и собирать короля в последний путь...
________
Маг закрылся в своем кабинете на самой верхушке Драконьей Башни. Комнатенка была маленькой по объему, но никогда не казалась тесной. В нужный момент она могла преобразиться в просторный холл.
Мерлин сел напротив трюмо, отклеил седую бороду и усы, стащил с себя остроконечный колпак вместе с сереброкудрым париком и уставился на отражение своей смуглой, измазанной гримом физиономии. Он смыл губкой нарисованные морщины, темные круги вокруг глаз, вытащил голубые линзы - делающие взгляд таким пронзительным, по-детски чистым и старчески-мудрым. Hастоящий цвет его глаз - болотно-зеленый он считал не внушающим доверия.
Чародей взъерошил коротко остриженные черные, как смоль, волосы и, ощерившись, надменно бросил отражению:
- Клоун.
Отражение особо не возражало... по крайней мере, вслух, но скорчило брезгливую гримасу, которая говорила сама за себя...
Маг задумался. Как давно он ничего не вспоминал! Hичего из своих "великих подвигов"... А сейчас вот вспомнилось. Вдруг... И как раз то, что вспоминать было больнее всего - стыдно и горько.
- А ведь это мог быть мой сын?- подумал маг,- Только мне никогда не назвать его сыном... никогда... Мой король, мой Артур...
________
Двадцать пять лет тому назад маг вот также сидел перед зеркалом в замке Тинтагель, совершая обратные манипуляции - то есть обряжался в костюм волшебника, разрисовывал лицо актерским гримом и наклеивал стариковскую бороденку. Стараясь при этом не обращать внимания на одну красавицу, возлежавшую на широченной кровати в глубине спальни. Эта соблазнительная картина отражалась в зеркале туалетного столика. Маг мужественно подавлял смущение перед наготой ее истомленного любовью тела, но получалось плохо рука с кисточкой для макияжа предательски дрожала, и краска ложилась толстым слоем отсыревшей штукатурки. Больше всего Мерлина раздражал взгляд женщины бесстыдный и пренебрежительный.
- Шут...- проронила леди Игрейна, покусывая жемчужными зубками и без того пухлые губки.
Мерлин оставил ее колкость без внимания... Сам виноват... нельзя показывать женщине даже кусочка тайны, ибо, ухватившись за кончик, она рано или поздно вытянет весь секрет.
