Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского) | страница 31



. Еще девчушкой она мальчонку Бориску от верной погибели спасла, да так и осталась в его хоромах. Всем сердцем к нему прикипела, и любила так, как иная мать своё дите не возлюбит. Борис-то Сутяга хоть и был великим скрягой, но Фетинью щедро отблагодарил. Старуха не раз его от смерти спасала и в тайных делах его была подручницей, но о них толком ничего не ведаю… Ларец-то с богатством боярин Сутяга года за три до своей кончины Фетинье подарил.

— А к тебе-то, маменька, как попал?

— Сама дивлюсь… Сказывала тебе, что старуха странная. Я в ту пору, прости Господи душу грешную, в сенных девках у купца Глеба Якурина оказалась. Купец-то хоть и в годах, но до девок был падок, ну и на меня польстился. Всё приговаривал: «Не грешит, кто в земле лежит». А Фетинья почему-то не поверила. И чего ей в голову втемяшилось? Будто умом тронулась после смерти своего благодетеля. Не верю, грит, что такой христолюбивый купец, как Глеб Якурин, забыв о своей супруге, с тобой шашни завел. Не верю! Даже о заклад стала биться. Крепко поспорили. Привела я тайком Фетинью в купеческую опочивальню. Тот спал мертвым сном. Старуха зачем-то меня за квасом послала, затем и сама тихонько удалилась. А на другой день мне ларец вручила. Диковинная старуха. Никакого греха не видела, а богатство своё отдала. С купцом же я недолго грешила: помер Глеб Митрофаныч через седмицу в одночасье. А ведь никогда не хварывал. Значит, так на роду ему было писано. А сей ларец мне Фетинья от чистого сердца подарила, сама же в монастырь сошла.

— Чего же ты, маменька, все последние годы нищенкой жила?

— А я, доченька, обет дала: Богатство Фетиньи не трогать до тех пор, пока тебе шестнадцать лет не стукнет, пока беда на меня не навалится. А беда пришла — отворяй ворота. Косая-то[25] уж у порога стоит.

— Опять ты за своё, маменька. Тебе ведь еще и пятидесяти нет.

— Не годы старят, а горе. Сердцем чую… И вот что я тебе скажу, доченька. Мамку Пистимею ты никогда не обижала, и после моей кончины не обижай. Человек она добрый.

— Да ты что, маменька! Я такой ласковой бабушки никогда боле и не видела.

— Вот и добро, доченька, надеюсь на тебя… А богатство своё потихоньку расходуй и честь свою блюди, не уподобься мне, великой грешнице. Тогда пропадешь.

Марийка сняла через голову медный крестик на синем крученом гайтане, поцеловала, горячо и истово молвила:

— Клянусь тебе, маменька, никогда в грехе жить не стану. Одному мужу буду верна.

— Вот и разумница. Порадовала ты меня, доченька. А ларец-то покуда здесь припрячем. В избе пока нельзя. Чай, сама ведаешь, какие ко мне пройдохи наведываются. Им бы чего уворовать…