Ей было около двенадцати лет, ему — четырнадцать. Минуту назад она бежала за ним через пшеничное поле, и колосья смыкались за их спинами.
— Уходи! — кричал он.
Она никак не могла понять, куда он бежит.
И вот теперь они лежали, приникнув к земле, лицом к лицу. Она плакала.
— Мы что, прячемся? Зачем?
Ванго прижал два пальца к губам Этель.
— Тихо! Он там… Он охотится за мной.
Колосья даже не шелестели. Царила мертвая тишина. Но воздух пронизывала какая-то неслышная, тягучая нота — голос лета или, быть может, песнь солнца. Ванго смотрел на девочку безумными глазами.
— Объясни, что случилось? — прошептала Этель.
Высохшая земля впитала ее крошечную слезинку.
— Там же никого нет… Ванго, я тебя не узнаю. Что с тобой?
Этель была знакома с ним всего двадцать дней, но ей казалось, что их встреча — начало всему и что он первый человек, которого она по-настоящему узнала.
Двадцать дней. Целая вечность, проведенная вместе. За это время они успели совершить кругосветное путешествие.
Поглощенные друг другом, они начисто забыли о других пассажирах «Графа Цеппелина», о толпах зевак на каждой стоянке, о газетчиках со всего света, которые описывали приключения огромного дирижабля, о фотографах, ослеплявших вспышками магния всех вокруг…
Им чудилось, будто все это время они летели вдвоем. От Нью-Йорка до Германии, а потом, без единой остановки, до Японии. Побродив пять дней по запутанным улочкам Токио, они в три дня перемахнули Тихий океан, пересекли, в рое маленьких самолетиков, залив Сан-Франциско в лучах заката, посетили, под бурные овации зрителей, Лос-Анджелес и Чикаго и, наконец, высадились в Лейкхерсте, близ Нью-Йорка.
Всего этого хватило бы на целую жизнь. Или даже на две жизни, слившиеся воедино.
— Умоляю тебя! — выдохнула она. — Скажи, чего ты испугался? Я помогу…
Ванго снова прикрыл ей рот ладонью. Ему показалось, что он услышал щелчок — как будто кто-то взвел курок.
— Он здесь.
— Кто?
Этель перевернулась на спину.
Ванго стал совсем другим.
Еще три недели назад они не знали друг друга. Познакомились в небе над Нью-Йорком, в первую ночь полета. Как же Этель хотелось вернуться туда и бесконечно переживать все, что было, секунду за секундой, начиная с первых слов:
— Ты что, вообще не говоришь?
Конечно, она молчала. Таков был ее ответ на все вопросы, которые ей задавали последние пять лет. Взяв стакан с водой, она просто отвернулась к окну. Они летели на сто метров выше самых высоких небоскребов — сверкающих столпов света посреди ночной тьмы. Этель даже не поинтересовалась, кто он такой.
