По утрам, проснувшись, он щипал себя за руку и убеждался, что еще жив.
Георгий немного говорил на греческом и знал большинство европейских языков. Он смешил сборщиц чая, спрашивая их, почему на этой плантации трудятся только женщины и дети.
— А что же вы не трудитесь?
Он пожимал плечами.
— Я еще не выздоровел, сударыни.
На самом деле он никогда не думал о том, чтобы заняться каким-то делом. Его единственным делом было родиться, а потом, каждый день своей жизни, нести на себе бремя этого рождения.
Однажды утром Георгий решил сходить к дому господина Лау. Подойдя ближе, он спрятался за деревьями. Красивое белое здание стояло на берегу. Когда-нибудь он спросит у китайца, откуда у него такие познания в медицине. Неужели ему, Плющику, суждено выздороветь? Внезапно он услышал шорох за спиной.
Господин Лау стоял позади него, согнувшись в низком поклоне и держа в руках, словно священный дар, красную коробочку.
— Принимайте это еще пятьдесят дней.
Когда Георгий шагнул к нему, господин Лау, не поднимая головы, встал на колени и положил коробочку на землю. Рядом лежал сложенный вчетверо газетный листок.
— Еще пятьдесят дней.
Георгий хотел поднять господина Лау. В ответ китаец склонился еще ниже и уткнулся лбом в траву. Потом он выпрямился и, покачивая головой, стал медленно пятиться назад, пока не исчез за деревьями.
Георгий подобрал коробочку. Открыв ее, он обнаружил те самые порошки, которые принимал. Затем развернул листок. Это была первая страница московской газеты.
На ней он увидел фотографию гроба, усыпанного цветами, в центральном нефе Петропавловского собора. Всю страницу занимала статья в траурной рамке. Заголовок гласил: «Скончался Георгий Александрович Романов».
Значит, господин Лау его узнал.
Плющик даже не стал возвращаться в дом посреди зарослей бамбука. Он ушел, не сказав никому ни слова.
Босоногая девочка по имени Елена, стоя с тяжелой корзиной в руках, смотрела, как он направляется к морю.
Чаква, Кавказ, 14 лет спустя, 1913 г.
Яхта, освещенная факелами, встала на якорь в двухстах метрах от берега. Десятки людей смотрели на ее отражение в воде. Одни сели на песок, другие вошли в воду по пояс. Никто не осмеливался заговорить. В небе не было ни луны, ни звезд, свет шел только с моря — от этой сияющей яхты.
— Вот видишь, я же тебе говорила, — прошептала девушка, задыхаясь от волнения.
— Только что причалила?
— Два часа назад. Было еще светло. На корме флаг, но я не знаю чей… Может, это турецкий султан бежит из Константинополя.
