Расставшись с Кротихой в Париже, Этель решила, что ей будет гораздо удобнее поехать во Фридрихсхафен и улететь на цеппелине, чем плыть на корабле.
Она надеялась выиграть несколько дней, но в итоге потратила много времени впустую. На второй день пути ее автомобиль потерял управление, съехал в кювет и перевернулся. В соседней деревне ей обещали, что машину отремонтируют быстро, но прошло два дня, а Этель все еще томилась в отеле «Золотой лев», ожидая чуда, которое так и не случилось. Отель пустовал и, как нарочно, принадлежал владельцу той самой автомобильной мастерской. На отремонтированной машине ей удалось доехать до конца улицы. Там мотор опять забарахлил. Она бросила свой многострадальный «нейпир-рэйлтон» и пересела в поезд.
Прибыв во Фридрихсхафен, она обнаружила, что ангары пусты. У «Графа Цеппелина» была промежуточная посадка в Бразилии, а «Гинденбург» вылетал на следующий день из Франкфурта. Она снова села в поезд и приехала во Франкфурт как раз вовремя. Этель потеряла в общей сложности неделю.
Эккенер встретил ее очень тепло.
Этель показала ему телеграмму Ванго. Голубой листок с тремя словами:
Он снова и снова перечитывал эти три слова, а потом заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно:
— Милая Этель, он храбрый юноша. И привык сам выпутываться из передряг.
Этель знала это; именно потому телеграмма и встревожила ее. Если уж «храбрый юноша» просит о помощи, значит, он в отчаянии. Эккенер распорядился выделить девушке каюту. Ему сообщили, что еще два билета купили путешественники, неожиданно прибывшие из Норвегии. Если немного повезет, дирижабль будет укомплектован.
Поднявшись на борт, Этель обнаружила, что каюты «Гинденбурга» занимают два этажа. Наверху было пятьдесят спальных мест. К ним добавили еще двадцать на нижнем уровне, по левому борту. Ее поселили в каюте прямо над лестницами верхней палубы. Войдя к себе, Этель легла и тут же заснула. Было девять часов вечера. Она проснулась в полночь, сполоснула лицо над умывальником, еще раз взглянула на телеграмму, приколотую к зеркалу, и вышла из каюты.
Она чуть не заблудилась. Внутри дирижабль был совсем не похож на маленький семейный пансион, каким ей запомнился «Граф Цеппелин». «Гинденбург» больше напоминал флагманский корабль. Каюты находились в центре гондолы, с двух сторон их огибали две красивые застекленные прогулочные палубы. В салоне не было ни души. Казалось, все спали. Этель увидела рояль и нежно провела по нему рукой. На пюпитре лежала карточка с надписью «Неисправен». Несмотря на это предупреждение, Этель решила нажать на клавишу. Си-бемоль отозвался замогильным стоном, фа-диез прозвучал не менее ужасно. Девушка пошла дальше. Открыв какую-то дверь, она оказалась в комнате с картинами на стенах. Здесь пассажиры могли читать и писать письма. Этель обнаружила, что бодрствует не она одна. За маленьким столом сидел мужчина и рассматривал фотографии в газете. Он поднял глаза и спустил очки на нос. Этель знаком попросила его не беспокоиться и пошла прямо к большому наклонному окну. Было пасмурно и темно. Лишь кое-где на земле виднелись светящиеся точки.
