Как быстро и неожиданно закончилось детство! Как внезапно исчезли из ее жизни куколки, разноцветные лоскуточки, пирожки с вишней и припудренные тонкой пылью муки ненаглядные мамины щеки.
Ломило зубы и деревенел язык. Шипели лужи, пузырились, пенились первым снегом, брызги веером разлетались из-под коричневых бот… Лица, лица, лица, недвусмысленная жалость, любопытство…
— Иди, Леночка, иди… Мама спит… мама спит… мама спит… — тогда она не чувствовала себя такой подавленной и несчастной. Разве могло быть что-то плохое в окружающих маму золотых снах? Почему она так долго спит? На кого она бросила свое неразумное дитя? Нелепое трепыхание сердца, мутный свет фонарей, сутулые люди — торопливые бестолковые символы какой-то неведомой прежде силы, уносящей ее за грань бытия.
Еще невыносимей заныло в груди у Леночки, потемнело в глазах, и удушливая волна подступила к горлу. Она задохнулась, споткнулась об острый бордюр, упала лицом в грязь и застыла, скрючившись всем телом, подобрав под себя ноги и обхватив их руками.
Дождь колотил по бесчувственному лицу, капельки отскакивали от холодеющей кожи и словно по частичкам отрывали от неподвижного тела жизнь. Кровь застыла, сердце перестало биться, и Леночка впала в леденящее беспамятство.
Но вдруг все изменилось. Гулкий звон пробудил Леночку ото сна, и она почувствовала, будто внутри ее кто-то бьется, как в лихорадке, стучит зубами и стонет.
Леночка, превозмогая боль и озноб, подтянулась на бесчувственных руках к стволу дерева. Деревце было тонким, совсем еще юным и неокрепшим. Сверху посыпались мокрые листья, один из них накрыл Леночкин глаз, и девочка, скованная холодом и безотчетным страхом, потрясла головой. Острая боль пронзила ее позвоночник, но листочек все же соскользнул на несколько сантиметров вниз и плотно прилип к щеке.
Цепляясь за ствол, Леночка поднялась и сделала первый неверный шаг в сторону тускло освещенного подъезда. Одеревеневшие ноги не слушались ее, она обессилела и выдохлась и, наверное, давно бы перестала сопротивляться обстоятельствам, но недетская сила, пробудившая в ней одержимость и волю к жизни, потащили ее через мокрый вылинявший газон. Как пришибленная собака, подскуливая и едва переставляя ноги, без единой мысли в звенящей и больной голове, Леночка все-таки дошла до подъезда. С невероятным трудом она отворила скрипучую дверь и, рухнув на четвереньки, поползла в пространство под лестницей.
— Епт! — кто-то зло выругался и толкнул Леночку в бок. Боль отдалась тупым рокотом в разваливающейся на части черепушке. — Эй, ты! Ну-ка дуй отсюда! — снова кто-то толкнул Леночку в бок, и Леночка тихонечко заскулила.
