В одном из рассказов появляется на минуту знаменитый художник, очень больной человек, которому, по слову О. Генри, не дает умереть лишь талант и полное равнодушие к своей личной судьбе. Он проделывает путешествие из Нью-Йорка на Запад через весь континент, чтобы собственными глазами видеть, как стены старинных построек индейцев-пуэбло не отражают, а поглощают солнечный свет, и воплотить это чудо на своем полотне («Искусство и ковбойский конь»).
Иного рода — другой высокоталантливый мастер, тоже художник, еще недавно процветающий портретист, а теперь завсегдатай нью-йоркской ночлежки. В некий момент, в разгар успешной карьеры, его талант вдруг обрел необыкновенное свойство — обнаруживать тайные мысли портретируемой модели. Поглядев на написанный им портрет почтеннейшего банкира, люди спешили как можно скорее забрать свои деньги из банка. Клиенты из богачей отказали художнику. Он впал в нищету («Шехерезада с Мэдисон-сквера»).
В изображении поставщиков псевдоискусства, эксплуатирующих примитивный вкус обывателя и потрафляющих хозяевам зрелищного и литературного бизнеса, О. Генри бывает насмешлив и зол, не щадя при том, без сомнения, и себя самого.
«Да это была захватывающая, великолепно поставленная пьеса. На сцене звучал настоящий выстрел из настоящего заряженного тридцатидвухкалиберного револьвера. Элен Граймс, девушка с Дальнего Запада, пламенно любит Фрэнка Дэсмонда, личного секретаря и в будущем зятя ее отца Арапахо Граймса. Этот Граймс, король скотоводов, состояние которого оценивается в четверть миллиона долларов, владеет к тому же и ранчо, которое расположено, судя по деталям пейзажа, не то в штате Невада, не то на Лонг-Айленде. Дэсмонд (в частной жизни мистер Боб Хайт) носит краги и охотничье галифе и местом своего жительства называет Нью-Йорк... И остается только строить догадки, зачем королю скотоводов понадобились на ранчо кожаные краги да в них еще секретарь...
Вы сами знаете не хуже меня, что такие пьесы, как ни прикидывайся, всем нам по душе...» («Деловые люди»).
Выступая в подобных пассажах в роли иллюзиониста, объясняющего зрителям незамысловатую технику своего представления, О. Генри извлекает не только юмористический, но и определенный моральный эффект. «Король воскресного рассказа» сам же его пародирует, «подрывает»[18].
Он не раз возвращается к этим мотивам в своих рассказах-фельетонах на литературные темы, где затрагиваются взаимоотношения авторов и редакций и шаржируются черты литературного быта, а порой возникают и более серьезные темы, занимающие писателя.
