— Петр Михайлович занят, просил не беспокоить, — оскалился Гориновский охранник.
— А ты скажи, что Виктор Закс заехал. Отца помянуть. Выйдет обязательно.
— Хрен тебе!
— По-хорошему не хотим?
Кто выстрелил первым, Настя заметить не успела.
— Мам, — вскрикнула она и отскочила от окна.
Только потом увидела, как Марго грузно повалилась на пол, а из-под ее головы растекается лужица красного цвета. Закусив кулак, Настя выбежала из комнаты, но в холле уже были слышны тяжелые быстрые шаги. Она спряталась в стенном шкафу, оставив узкую щель, в которую было видно вбегающих в дом убийц. Один, второй, третий, тот, который назвался Заксом, еще один, и еще, и еще…
— Живо мне его найти! — заорал Закс. — И чтоб пальцем никто эту тварь не тронул — мой!
На его крик никто не отозвался, только разбежались по комнатам. Насте оставалось лишь сильнее вжаться в шкаф, но оторвать взгляда от красивого лица человека, который пришел, чтобы убить ее, она не могла.
— Ах ты щенок! — вылетел из кабинета Горин, направляя на Закса револьвер. — Весь в своего папашу-мудака.
Оружие из его рук выбили. Секунда, и пистолет грохнулся на пол с оглушительным стуком. Кто-то из Заксовских ребят живо его подхватил. Закс шагнул вперед. Теперь никаких эмоций в нем не было. Он казался непроницаемым и холодным.
— Здравствуйте, Петр Михайлович, — зловеще спокойно произнес он.
— Зачем приперся? — прохрипел Горин, отплевываясь.
— Сами знаете. Вопрос есть. Вы или не вы, Петр Михайлович?
— Не тебе, сопляк, допросы мне устраивать!
— Неправильный ответ. Еще раз спрашиваю, вы или не вы?
— Надо было и тебя, гаденыша, порешить, — Горин выровнялся во весь свой немаленький рост и грязно выругался.
— Спасибо за честность, — криво усмехнулся Закс. — Передавайте папе привет.
Вытянул руку, сжимавшую пистолет. На мгновение замер. Сжал зубы и выстрелил.
Настя зажмурилась и услышала грохот, отдающийся в ее ушах многократным эхом.
Горин повалился на пол. Несколько секунд Закс молча смотрел на него. Теперь лицо его казалось растерянным. Но растерянность постепенно сменялась чем-то новым, чего раньше не было. Он продолжал сжимать зубы так, что ходили желваки. Но при этом черты его были искажены выражением боли и одновременно отрешенности. Потом все стало на место. Будто захлопнули форточку. Он медленно опустил руку. Посмотрел на одного из парней и коротко сказал:
— Облить все бензином и сжечь. Я Цунами к доку повезу, пусть зашивает.
А потом развернулся и вышел, больше уже не глядя на труп.
