И кому сейчас предан Вольга? Вольга, у которого и зрачки-то стали почти как у людей, и обычная презрительная насмешливость отступает, когда он разговаривает с Ильей? И Добрыня, между прочим, уже волком на оборотня не смотрит.
Алешка... Тут и говорить не о чем.
Князь почувствовал, как неприятный холодок стал разрастаться в груди. Все, все, кого он считал самыми преданными, самыми своими...
Но главное - Киев. Кого признает Киев - тот и князь. Нужно было понять, чем Муромец брал киевлян.
Князь поразмыслил. Соглядатаям, доносчикам и их старшим он не доверял, полагая, что такая служба - не просто служба, а своего рода призвание. Кто привык подслушивать и вынюхивать, будет делать это со всеми. Нельзя даже краешком показывать таким людям ни сомнения, ни опаски, никакой другой слабости, что прячешь в сердце.
Оставался казначей, Фома Евсеич. Плешивый сморчок был куда умнее и доглядливей, чем казалось, иначе бы не имел столько лет свою малую долю. Место свое знал, чем обязан князю - понимал, и помалкивать умел. Да, Фома Евсеич - то, что надо.
****
И князь еще раз в этом убедился. Доклад, представленный казначеем вскорости, был подробен и не оставлял сомнений, что Фома Евсеич имел своих собственных наушников среди самого разного люда, в том числе и в таких низах, куда люди Владимира не осмеливались соваться: среди нищих, в воровских и разбойничьих притонах.
Выводы, сделанные Фомой Евсеичем, успокаивали.
Муромец нигде и никогда, ни в трезвом виде, ни в крепком подпитии, не говорил речей против Владимира и за такие речи, произносимые другими (Владимир не сомневался, что произносились они подсылами Фомы Евсеича),
мог и приложить говорящего - легонько, не до смерти, так только, чтоб дня три на лавке у печи постонал.
О князе вообще молчал, а если вызывали на разговор - говорил кратко и уважительно, как о бесспорном владыке.
Вызванный на разговор, подошла ли бы ему княжья власть, пожал плечами и сказал твердо и коротко: "Нет".
Причину популярости Муромца Фома Евсеич видел вот в чем: оказалось, Илья, не говоря никому ни слова, помогал семьям погибших и покалеченных в общих с ним сражениях воинов - кому деньгами, кому делом. Забор подправить, стропила поменять, крышу перекрыть - все как бы походя, в охотку. Шел мимо - чего ж не поменять?
Но Киев - не тот город, где такое оставят без приметки.
Что ж, добрый воин, добрый и верный, таким любому владыке только гордиться.
Но было в докладе Фомы Евсеича и другое. Не крамольное, нет, но странное.
