Вот только поймал он себя на том, что кривит душой, гонит надежду: не мог этот строгий, такой строгий голос звучать ради того, чтобы над расслабленным посмеяться. Такой голос к чему-то звал, чего-то требовал. "Делай, - говорят такие голоса. - Просто делай".
И Илья пополз. Мельком удивившись, что все-таки сдвигается с места, по персту, извиваясь, подпихивал себя к бадье с водой. У его изголовья, на столе, стояла чаша с остатками воды, как обычно, оставленная родителями, он мог бы тащить ее хоть зубами, но подавать степлившуюся воду показалось неучтивым. За окном молча ждали. Он приподнялся на одной руке, и пока она, дрожа, держалась, черпанул другой ковшиком из бадьи. Зажал ручку ковшика в зубах, медленно опустился на обеих руках, полежал, передыхая.
За окном не торопили.
"Пока доползу, все расплескаю", - горько подумал он. Старался двигаться к окну ровнее, но вода все равно выплескивалась.
Перебирая руками, подтянулся к подоконнику, приладил ковшик, разжал зубы.
Встретился глазами с теми, за окном. Вот оно что. Бездны грозовые.
"Вот спасибо, - заговорил старший так просто и оживленно, как будто бы Илья не видел их глаз, - а то ведь умаялись на жаре-то". Он поднес ковшик ко рту и стал пить. Пил долго, взахлеб ("Хороша водичка, студеная!" - сообщил, на миг оторвавшись), по усам и бороде стекали блестящие капли.
"Откуда там столько? На донышке же было!" - думал Илья. Он не замечал, что стоит перед подоконнником на коленях, забыв держаться.
Старший передал ковших второму. Тот тоже пил долго и с удовольствием, отдуваясь. Оторвавшись, кивнул Илье, передал ковш младшему. Этот отпил чуть-чуть и протянул посудину хозяину: "На-ка, и ты испей". Воды в ковше было много. Он была студеная, как будто прямо из колодца, и ломила зубы. Илья пил, глядя в страшные в своей красоте глаза.
"Хватит с тебя, - старший твердо отобрал ковш, - одного в мире хватает, что земля не держит. Нам такой ни к чему".
Илья встал на ноги, и его мотануло. Крепко так приложило об стену. Он покрепче ухватился за подоконник - тот треснул. Пол-доски с зазубринами осталось в руке. Вокруг все плыло.
"Ничего, привыкнешь, - сочувственно сказали ему. - Давай сюда, к нам, а то избу с непривычки разнесешь".
Илья перемахнул через изуродованный подоконник, приземлился в пыльные мальвы.
Трое стояли перед ним - самые обыкновенные страннички Христа ради. Невысокие. У старшего - выцветшие, голубого ситчика глазки в морщинистых красноватых веках, подслеповатые. Илья посмотрел в глаза младшему - тому самому. Тот подмигнул. Глаза у него были серые, в черных ресницах, веселые.
