Я решил сделать все возможное в данный мне срок. Выговор, конечно, неприятная вещь, он может прилипнуть к тебе на всю жизнь; однако я быстрее бы согласился на выговор, чем на возвращение в свою часть, что означало окончательную разлуку с Гелен. В те дни она мне была дороже всего. К тому же наши отношения развивались так успешно, что я лелеял уже самые смелые надежды. Иногда мне в голову приходила сумасшедшая мысль просить ее стать моей женой; и если я все же не сошел с ума, то только потому, что в критическую минуту опять вспомнил тот памятный разговор с Вальполем в баре гостиницы.
Поэтому, я тщательно взялся за работу: начал следить за Вальполем даже ночью, и удивлялся, как это мне раньше не пришло в голову. Я слонялся по коридорам гостиницы, вызывая недовольство коридорных, внимательно осматривал каждого посетителя и часами торчал в вестибюле, через который должен пройти каждый, кто входил или выходил из гостиницы. Но зря: Вальполь никого не принимал, и даже не имел привычки выходить на прогулку в лунную ночь. Когда он не копался в своих руинах на холме, то целыми днями сидел в «Ледра Паласе», стараясь привлечь в свое общество Гелен. На третью ночь я забрался в соседнюю с его комнатой кладовку для белья и, приложив ухо к стене, долго подслушивал, но там была тишина: Вальполь спал.
Несколько раз, когда Вальполь выезжал в Акротири, я на значительном расстоянии ехал на «джипе». Все его существование, как я установил раньше, проходило в регулярных рейсах между гостиницей и той траншеей на холме. Он нигде не останавливался на дороге. Из этого я сделал вывод, что «почтовый ящик», на который намекал Тинуэл, может быть только в одном из конечных пунктов его путешествий.
Убедившись, что в гостинице уже ничего не найду, я следующим вечером, как только Вальполь вернулся домой, направился в Акротири. Оставив свой автомобиль в кедровых зарослях на берегу озера, пошел в засаду. Я подкрался как можно ближе к траншее, потому что считал что «ящик» Вальполя должен быть где-то рядом, если не в самой яме.
Никто так и не пришел. Ночь была ясная, лунная. Я лежал за кипарисом и наблюдал, как колебалась его темно-голубая тень. На аэродроме мигали разноцветные огни; прожектора бледными пальцами обшаривали небо; время от времени над моей головой с шумом проносились ночные истребители. Больше нигде ничто даже не пошевелилось. Где-то среди ночи стало необыкновенно холодно, я начал мерзнуть в своем легеньком мундире и взял себе из машины одеяло. Если бы не холод, наверно, заснул бы… Я прислушался к ночным звукам. Около башни римского замка порхали летучие мыши; где-то крикнул филин, затем сова, скрипели ветки, что-то шуршало в траве; серебром поблескивала зеркальная гладь озера. Но никто так и не пришел.
