И оживший слиток серебра
Бьется в мокрых Васькиных ладонях
И дрожит, упав на дно ведра.
Тонут облака под камышами
В тихой речке, что и мне — по грудь.
Васька удит. Я ему мешаю.
Рву щавель. Советую тянуть.
Так мне в дело хочется вмешаться!
Только друг мой зорок и сердит.
Листья вянут. Сосны шелушатся.
Стрекоза на удочке сидит.
Все пронизано столбами света.
Зной. Ветряк недвижен на бугре.
Только где ж сентябрь! Сплошное лето!..
Я сейчас начну… о сентябре…
Жаркий запах сена шел от луга.
Приближался полуденный час.
Васька был хорошим, строгим другом,
На пять лет он прожил дольше нас.
Вот тогда внезапно и сказал он,
Оторвавшись от своих трудов:
— Больше, чем в Москве у нас вокзалов,
На земле советской городов.
И, глаза прищурив голубые,
Положил мне руку на плечо:
— А названья, Вовка, есть какие:
Керчь, Каховка, Винница еще…
Простучали за леском вагоны…
И, в мечтах о будущей поре,
Даже я, в каникулы влюбленный,
Что-то вдруг взгрустнул о сентябре.
Да! О сентябре… За словом слово,
А перед глазами все июнь.
…Мечется листва у школы снова,
Так же первый день сентябрьский юн.
Так же листьев золотистый ворох
Ветер за ночь нам намел под дверь.
Только мне совсем иначе дорог
Этот месяц памятный
Теперь.
Потому, что, сад закатом тронув,
Время рвет листву со школьных лип.
Потому, что Васька Спиридонов
В сентябре под Винницей погиб.
Потому, что все-таки на свете
Торжествуют правда и добро,
Что в минуты утренние эти
Чья-то дочь кладет в пенал перо.
Потому, что в класс спешат ребята
Улицей родного городка,
Там, где Васька ждал меня когда-то
У ворот до первого звонка!..
1949
