И грохотом орудий, рвавших тишь,
Я услыхал, как град осколков цокал
По мостовой и по железу крыш.
С вокзала пулеметы в ночь трещали.
Огнем разрывов вспыхивала тьма.
Век на войну куда-то уезжали,
А тут она приехала сама.
И я узнал, что есть война на свете,
Не та, что, лишь возьмись заткнуть ей рот,
Останется в нечитанной газете
Иль с выключенным радио замрет,
А та, что станет каждой коркой хлеба,
Что будет каждым воздуха глотком,
Что заберет и луг, и лес, и небо,
И взорванной земли последний ком.
И ты ее везде, во всем узнаешь,
И повзрослеешь, и навек поймешь,
Что сам отныне жизнью отвечаешь
За землю, на которой ты живешь!
Войне равно — большой ты или малый,
Одиннадцать тебе иль двадцать два.
Вот как швырнет без памяти на шпалы,
Огнем и сталью испытав сперва.
Я видел сам убитых этой ночью,
Сбежав на станцию часов с пяти…
Пройдет состав, оставив дыма клочья,
А там уж новый требует пути.
И набегали длинные вагоны
С протяжным гудом. И колесный стук,
Домами и платформой отраженный,
Двойным и гулким становился вдруг.
А ребятишки собирались стаей
У высоченных лип, где рай грачам,
И, поезда, как раньше, провожая,
Махали танкам, пушкам, тягачам…
А в тех теплушках, красных и дощатых,
Спешивших на позиции скорей,
В шинелях необношенных солдаты
Стояли у раздвинутых дверей.
Но у всего, что мимо проносила
Литых путей железная река,
Спокойная, уверенная сила
Была во всем: от взгляда до штыка!
Как подобает каждому мужчине,
Я сам явился в райвоенкомат,
А после был по возрастной причине
Не принят в истребительный отряд.
Ну, а затем был съеден хлеб до крошки,
И очереди стали звать чуть свет.
И оказалось, что вкусней картошки
Отныне ничего на свете нет.
Что ж, привыкай ослабший пояс трогать,
У нас с тобой еще трудней, гляди —
Задымленной
железною дорогой
Легли не дни, а годы впереди!
Я уезжал. Прожектор в тучах шарил.
Чернел состав. Кричали: «Не скучай!»
А вот и трижды колокол ударил.
«Прощай, мой друг!» До юности прощай.
Назад, назад — сырые кровли дач,
Заросший сад и на забытой тропке
Футбольный мяч, обстрелянный пугач
И перископ из спичечной коробки.
Калинин. Клин. Дождя в окно броски.
Шинели, Озабоченные лица.
В ночи, как потревоженные птицы,
Метались паровозные гудки.
1950
