Состояние у меня было омерзительное. Кроме того, что тело моё замёрзло, теперь и душа моя пребывала в ледяном оцепенении. Видимо, и вид у меня был неважный, потому что старик не замедлил спросить:
– Тебе что, очень холодно? Ты весь дрожишь, как цуцык!..
Я снова поглядел на него, но теперь взгляд мой скользнул по лицу ниже глаз. Захватить вторую порцию неземного, космического холода, холода покоя и приближающейся где-то во времени и во вселенной смерти было чересчур. Меня смутила и тронула его отцовская забота о моём существе. В сознание откуда-то пришли странные, не к месту, строчки:
Под знаком скопищ наших дранных
Людей немало было странных….
Я подумал: «Чьи это стихи?», – потом понял, что, скорее всего, мои….
Иногда я замечал за собой склонность складывать отдельные слова в совершенно невообразимую, невесть откуда взявшуюся рифму. Обычно это случалось, когда было хорошее настроение, или вот такой, как сейчас, стресс. Мой воспалённый ум лихорадочно творил невесть что. Мы шли со стариком по вечерней улице, обдуваемые сырым, холодным, пронизывающим насквозь ветром, а в голове у меня бродили строчки:
Любви высокая звезда
Тревожила мой ум напрасно
С тоскою встречной поезда
Летели над землёй прекрасно.
Совсем глупо и непонятно к чему мой ум производил стихи. Его тут же бросило в другую сторону:
Туманный сон, закутанный в рояль
Уже играет на вершине дня,
И мглой, покрывшаяся даль
Закончит путь свой без меня.
Или я где-то это читал, или я шизофреник. Бред какой-то и чушь. Мне было холодно и тоскливо. Тело жило само по себе, голова сама по себе. Мысли бродили, как беспризорные овцы.
Дом старика оказался и вправду недалеко. Свернув в какой-то переулок, мы вскоре вышли на улицу, застроенную частными домами.
Если в городе ещё попадались люди, спешащие куда-то по своим делам, то здесь было темно, тихо и пустынно.
Завывание ветра в заборах и тёмных кронах деревьев в садах, вокруг домов лишь подчёркивало безлюдность и пустоту. За невысокими деревянными заборами в домах кое-где горел свет, и лишь собаки, разбуженные чужими запахами и шагами, заголосили, забрехали, залаяли, почуяв прохожих.
Собачий лай, волной прокатившийся по небольшой улице, начал стихать и вскоре вообще прекратился. «И не скажешь, что в городе, – подумал я, – точно, что в деревне, в какой-то глуши, хотя от центра города мы в пяти минутах ходьбы!»
Мы подошли к не крашенной, потемневшей калитке, возле которой старик сказал: «Ну, вот мы и пришли!»
