Когда я пришел, репетиция еще не закончилась, так как у меня не хватило терпения ждать до полуночи. Ты непринужденно беседовала с одним из твоих партнеров на краю сцены, в темноте, пока на другом ее конце рабочие регулировали освещение. Ты не заметила моего приближения. Не прекращая разговора, твой товарищ гладил твою руку: не могу сказать, нежно, влюбленно или машинально. Вы стояли в темноте, и я не мог видеть выражения твоего лица. Все, что не попадало в луч прожектора, оставалось в потемках, в неразличимых и сомнительных потемках. Вы заметили меня одновременно. И отстранились друг от друга. Вам не следовало это делать, это причинило мне боль: я предпочел бы, чтобы то, что происходило в темноте и, возможно, ничего собой не представляло, навсегда осталось бы в темноте. Ты улыбнулась и произнесла:
— Ты все-таки пришел?
— Да.
— Тебе стало лучше?
— Мне вовсе не было плохо. Я хотел преподнести тебе сюрприз.
— Ты мне его преподнес.
— Вижу.
Праздничный ужин, который я заказал, доставили в нескольких больших картонных коробках, стоявших одна на другой посреди театральной бутафории. Когда репетиция окончилась, по распоряжению режиссера прожекторы выключать не стали, а переносные столы, обычно расставляемые под прохладными сводами большого зала в замке, вынесли наружу и разместили между декорациями пьесы. Ты получила возможность сыграть свой день рождения на сцене.
Ты довольно много выпила и много смеялась. С некоторым избытком даже, так как ты была счастлива, а в твоем счастье всегда присутствовал легкий отблеск беспокойства. Ты сидела между двумя любовниками, тем, из пьесы, который гладил в темноте твою руку и имел право целовать тебя в свете прожекторов, и другим, мной, также имевшим привилегию целовать тебя, но вдали от сцены. И я пытался поверить в то, что любовь ко мне в твоих глазах не менее реальна, чем та, другая.
Твой товарищ по-прежнему играл написанную для него роль, так как вы все еще сидели под лучами прожекторов. Он пил из твоего стакана, пил с такой же очевидной нервной веселостью. Он демонстрировал свои прерогативы совершенно спокойно и бесстыдно, ибо все это было не чем иным, как сценическим образом, простой декорацией, приятной историей, которую вы рассказывали друг другу. Он упоминал о подарке, который он тоже собирался преподнести тебе по случаю дня рождения: может быть, бриллиантовое ожерелье или дворец в Венеции, или остров в тропиках и тысячу черных рабов впридачу? Но у него ничего не было. Он мог предложить тебе только свое сердце. Внезапно он поднялся, сопровождаемый взглядами всех, а особенно твоим, и твоим смехом, подошел к стене замка и нарвал растущих на ней мелких сиреневых цветов, а потом сделал из них букет и прикрепил его к твоим волосам.
