Какой же он? Мертвый? Замороженный?.. Под пальцами ощущалась грубость кожи, холодной как лед, но не мерзлой. Она подавалась под пальцем, хотя, прикасаясь, каждый чувствовал мурашки, бежавшие по спине…
Первым побуждением друзей было закрыть дыру: животное сохранялось в постоянной температуре. Отверстие заделали парусом, завалили снегом.
— Случай необычайный, надо ехать немедля! — сказал Борис, отряхивая снег. — До Средне-Колымска пять дней пути. Если взять обе упряжки — четыре. Езжай, Василий, поднимай всех!
…Вскоре вдали лишь чернела точка в вихревом снежном облаке.
Борис садится у костра. Находка действительно необычна. Странное ощущение, что мамонты живые, овладело Борисом с первого взгляда, когда увидел капли черной крови.* Живые, только в спячке, в анабиозе!
Борис с детства рвался в Арктику, к полярным сияниям. А теперь он геолог, кладоискатель. Мечта осуществилась.
Сейчас за спиной целый живой окоченевший мамонт. Его надо только оживить! Мысль поражает, как удар грома…
— Оживить! — Борис встает, ходит по берегу взад-вперед. — Оживить!..
Опыты на рыбах, летучих мышах показали возможность оживления, даже когда было поверхностное обмерзание. Борис вспоминает коричневую эластичную кожу, холодную как лед. Она не мертва. Тканевая жидкость переохлаждена, но не затвердела.
— Но как оживить? — вопрос падает камнем. — Как?.. — И снова садится на снег, упирая взгляд в пламя костра.
Ночь наползает неторопливо. Поднялась луна, огромная, оловянная. Крепчает мороз: середина апреля, а не меньше двадцати. Борис подбрасывает в огонь сучья. Языки пламени взмывают выше, пляшут, волнуются. Это помогает думать.
В тишине — отчетливые шаги. Борис поднимает голову.
— Кто идет?
Шаги замедляются, слышно частое дыхание. Борис вскакивает и почти сталкивается с Василием.
— Борис… — тяжело опускается тот у огня.
Василий без рукавиц, в порванных заиндевевших унтах, одежда обледенела по пояс.
— Там… полынья… влетели с разбегу. И сразу под лед — собаки, нарты. И сам… если б не вмерзшее корневище.
Василий с отчаянием смотрит а глаза друга.
— Двести километров, понимаешь… Без ружья, без спичек…
— Ладно! — Борис достает спальный мешок, белье. — Не пропадем. Сушись!
Василий раздевается, трет посиневшие ноги. Потом сидят у костра. Борису хочется поделиться с другом мыслями о том, что произошло, но понимает: Василию нужен покой.
Ложатся молча. Василий сразу засыпает. Борис думает: «Мамонт. Оживить…» И опять тот же маленький злющий вопрос «как?» колет острой холодной иглой.
