Вот почему семьи протектората выбирали обувь из тростника. Вот почему в трудные времена давали своим детям воду из Болота, надеясь, что бог даст им достаточно силы.
Вот почему и старейшины, и их семьи были здоровы и сильны, румяны от съеденной говядины, масла и пива.
В дверь постучали.
- Войдите, - выдохнул Великий Старейшина Герланд, одёргивая свою длинную мантию.
Это был Энтен, его племянник, которого Старейшина взял только тому, что в одну гадкую минуту слабости умудрился пообещать смехотворной матери мальчишки его воспитать. Но Энтен был довольно милым, хотя ему и исполнилось уже тринадцать, а ещё оказался трудолюбивым, так что учить его было легко. Он хорошо усвоил цифры, а ещё мог с лёгкостью смастерить удобную скамью для уставшего Старейшины, и мигнуть не успеешь. И, вопреки всему, Герланд чувствовал, что в нём возросла необъяснимая, но сильная любовь к мальчишке…
Вот только…
У Энтена было много идей – и огромные мысли. А ещё вопросы. Герланд нахмурился. Энтен был… Как бы сказать правильно? Может быть, слишком сильным? Если так пойдёт и дальше, дойдёт до крови – и мысль об этом камнем лежала на душе Герланда.
- Дядюшка Герланд! – крик Энтена едва не оглушил старейшину.
- Уймись, малец! – огрызнулся тот. – Сегодня очень важный, торжественный день!
Мальчик, кажется, успокоился, и теперь его быстрые глаза уставились в землю. Старейшине даже пришлось сражаться с желанием погладить его по голове.
- Меня отправили, - уже чуть мягче промолвил он, - сказать, что остальные старейшины уже готовы, а у Дороги выстроилось население.
- Все до одного? Никто не пытался увильнуть?
- После того, что случилось в прошлом году, сомневаюсь, что кто-то осмелится не прийти, - содрогнулся Энтен.
- Жаль, - тяжело вздохнул Герланд. Он вновь посмотрелся в зеркало, провёл кончиками пальцев по линии румян. О, он с огромным удовольствием задал урок этим простолюдинам! В конце концов, от этого ситуация стала только в сто раз яснее. Он потянул за складку на подбородке и нахмурился. – Ну, племянник, - протянул он, шелестя своими мантиями, что, казалось, таких огромных и в мире не найти. – Пойдём.
Этот ребёнок, в конце концов, не собирался становиться жертвой – и вылетел на улицу, только там натолкнувшись на Энн.
Обычно день Жертвоприношения проходил со всей пышностью, со всем горем и важностью, на которую заслуживал. Детей отдавали без единого кривого слова. Их семьи словно немели, молча оплакивали их, прижимая к груди горшки с едой, относя их на кухни, эти жалкие подачки от утешителей-соседей, что пытались облегчить утрату.
