Сколько ж ты задаёшь вопросов!
Никто не знает, что на самом деле делает с детьми ведьма. Да никто и не спрашивал! Мы не можем, разве ты не понимаешь? Слишком больно…
Хорошо. Она их ест. Доволен?
Нет, я так не думаю. Мама мне говорила, что она поедает их души, и что эти бездушные тела бродят по земле, не в силах жить, не в силах умереть. Опустошённые глаза, опустошённое лицо, бесцельное блуждание по свету. Но не думаю, что и это правда. Мы б тогда их увидели, верно? Хотя бы одного, за все эти бесчисленные годы!
А бабушка рассказывала мне, что она держит их как рабов. Они живут в подвалах под её огромным дворцом в лесу и мешают болото в её огромных котлах, выполняют её приказы с утра до ночи. Но и это, думаю, ложь. Случись такое, кто-то из них уж точно бы сбежал. За все эти годы хоть кто-то нашёл бы выход и вернулся бы домой. Нет, не думаю, что они стали рабами.
На самом деле, мне кажется, там вообще ничего нет. Не о чем и думать.
Но порой я мечтаю… О твоём брате – он снится мне. Ему восемнадцать или девятнадцать. Я вижу этот сон – у него тёмные волосы, в глазах его сияют звёзды… Я представляю, как он улыбается мне, и всё сияет вокруг на много-много миль. А прошлой ночью мне снилось, что он ждал у дерева прихода девушки, звал её по имени и держал за руку, а сердце его колотилось, когда он её целовал!
Что? Нет, я не плачу… Зачем мне плакать, что за глупости!
Так или иначе, это был просто сон.
Глава 5. В которой чудище внезапно влюбляется
Глерк не одобряет – так он и сказал в первый день по прибытию ребёнка.
И повторил это на следующий день.
И на следующий.
И на следующий.
Ксан отказывалась слушать.
- Дети, младенцы, - раздавались песни Фириана. Он обрадовался. Крошечный дракон сидел на ветке прямо над дверью в дом Ксан, распахнув свои разноцветные крылья так широко, как мог, а ещё вытянув длинную шею. Голос его был громок, а ещё он ужасно фальшивил, и Глерк зажимал уши.
- Дети, дети, дети, дети! – продолжал Фириан. – Как же я люблю детей! – однако, прежде он никогда не встречался с ребёнком, по крайней мере, этого не помнил, но дракону это любить их не мешало.
С утра до ночи Фириан пел, Ксан суетилась у малышки, а Глерка всё так же никто и не слышал. Ко второй неделе жизнь их перевернулась с ног на голову – пелёнки-распашонки и детские наряды висели на верёвках и сушились, свежевымытые бутылочки покоились на столах, была куплена новая коза (Глерк понятия не имел, откуда она взялась), и Ксан разделяла молоко на то, что пьют, и на то, из которого делают сыр и сливочное масло. А ещё весь пол был просто засыпан игрушками! Не один раз Глерк, опуская свою лапу на пол, внезапно выл от боли, наступив на что-то до жути твёрдое и колючее. Он внезапно обнаружил для себя, что привык выбираться из комнаты тихо-тихо, почти на когтях своих лап, чтобы не разбудить ребёнка, не напугать ребёнка, не замучить ребёнка своей поэзией.
