Долли с мужем встретили Тургенева внизу у лестницы.
— Редкий гость, Александр Иванович! — приветствовал его Фикельмон.
— Редкий гость не только у нас, но и вообще в России. А все же мы вас залучили, поймали, как говорится! — засмеялась Долли. — Знаем, знаем — это для блага родины тосковали вы в Англии, в Австрии, в Германии, в Италии, во Франции.
— Читали вашу «Хронику русского», — говорит Фикельмон, — великое дело делаете вы. Большая необходимость в том, чтобы знакомить русских читателей с жизнью европейских стран.
Долли всегда с удовольствием разговаривала с Тургеневым. Его безграничные знания литературы, культуры, политики разных стран были ей по душе.
Тургенев тоже любил салон Фикельмонов. Как-то он писал Булгакову:
Два дня тому назад мы провели очаровательный вечер у австрийского посланника: этот вечер напомнил мне интимнейшие парижские салоны. Образовался маленький кружок, состоявший из Баранта, Пушкина, Вяземского, прусского посла и вашего покорного слуги... Разговор был разнообразный, блестящий и полный большого интереса, так как Барант нам рассказывал пикантные вещи о его (Талейрана) мемуарах, первые части которых он читал. Вяземский со своей стороны отпускал словечки, достойные его оригинального ума. Пушкин рассказывал нам анекдоты, черты из жизни Петра I, Екатерины II... Повесть Пушкина «Капитанская дочка» так здесь понравилась, что Барант предлагал автору при мне перевести ее на французский язык с его помощью.
В салоне Фикельмонов были своими людьми Пушкин, Вяземский, Жуковский — все близкие друзья Тургенева. Особенно крепкой дружбой был он связан с Вяземским, а
Пушкина любил нежной любовью, и судьба отметила эту его любовь трагическим, незабываемым даром.
Как Даль в последнюю ночь Пушкина находился рядом с ним, был в его прощальных грезах: «Ну подымай же меня, пойдем, да выше, выше...», «Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу по этим книгам и полкам высоко — и голова закружилась», «Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе!» — так и Тургенев прошел с Пушкиным его последний путь по земле.
Никогда не забыть Александру Ивановичу вьюжную февральскую ночь, сани с гробом, обхватив который рыдал дядька Н икита.
Мучительнее всего было чувствовать это страшное одиночество Пушкина в ночи под пляшущий снег и дикий вой вьюги. Его, гордость России, великого поэта современности, крадучись везли из Петербурга к вечному пристанищу. И тысячи людей, те, кто несколько дней окружал дом умирающего поэта, те, кто пошел бы на край света за его гробом, не ведали о том, что только один его друг да верный дядька окажутся в похоронной процессии. А небо прольет снегом замерзшие на морозе слезы, и вьюга, по русским обычаям, которые так были близки Пушкину, заголосит над умершим, заметая его последний след на земле.
