— Ну и что же? Он оказался ошибочным?
— Нет, Григорий, я влюбилась в книги! Если бы вы знали, как это интересно! Книги — это совершенно особый мир, беспредельно широкий, охватывающий всю вселенную — от появления живой клетки на земле до нашего времени!
— А знаете, Долли, я тоже почувствовал это с тех пор, как стал бывать у вас.
— А вы, Григорий, вернетесь в Иркутск и весной будете держать экзамены? Куда?
-— В военное училище.
Долли никак не ожидала подобного ответа и некоторое время молчала.
— Почему вы удивились?
— Да как-то неожиданно... в военное училище. Мальчишки из моего класса все почти держали экзамены — кто куда. Но в военное училище не пошел никто. В армию действительно многие попали — те, кто провалился на экзаменах. А вы два года провели в армии — и снова туда же... А что, вам обязательно нужно было идти в армию? Многие поступают в вуз, а вы даже и не пробовали.
— Ну, кто освобожден по состоянию здоровья, тот вправе, должен даже не терять годы и идти учиться. А кто ищет уловок избавиться от армии, хитрит, ловчит — я бы таким поблажку не давал. Знаете, Долли, какой приказ по этому поводу издал Петр Первый? Я его наизусть помню — так он мне по душе пришелся. Послушайте: «Понеже многие производят сродников своих друзей в офицеры из молодых, которые с фундамента солдатского дела не знают, ибо не служили в нижних чинах, а которые и служили только для лица по несколько недель, или месяцев, того ради на таких требуетца ведомость, сколько и каких чинов есть с тысяча семьсот девятого года... Дабы оным подать пример к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам».
— Здорово! — сказала Долли. — Смотрите-ка, слово «тунеядцы» еще при Петре существовало.
— И слово, и люди, Долли! Так вот, я не хотел быть тунеядцем.
— И, простите меня, Григорий, родители ваши такие же сознательные? Кстати, кто они?
— Родители мои такие же сознательные! —усмехнулся Григорий. — Отец у меня военный. Полковник. А мама врач.
— Ой, как хорошо, Григорий!
— Что хорошо? — не понял он.
— Все хорошо. И то, что вы так относитесь к армии, и то, что родители ваши не пытались освободить сына от службы. И то, что я с вами познакомилась. И то, что мы сидим с вами на этой скамейке на бульваре. А небо — смотрите, какое ясное. И птицы поют, как весной. Но несмотря на теплую погоду, у меня замерзли ноги. Проводите меня, Григорий, еще немного. Дом мой совсем близко.
Они встали, Григорий осмелился взять Долли под руку и подумал, что ей нельзя, как девчонкам из школы, полушутя-полусерьезно объясниться в любви. Ей нельзя было даже и серьезно объясниться в любви, ведь они еще так мало знакомы. Григорий все это понимал и терпеливо возлагал надежды на время, на обстоятельства.
