Сделать станок по деревянной модели - это вовсе не значит повторить все то же самое, но только в металле. Здесь другие возможности и другие требования самого материала. Здесь другие точности, другие скорости, другие законы трения, сцепления и прочего. Здесь все надо особо взвесить и рассчитать. А Семенов даже не знал, как к некоторым расчетам подступиться. Или как изготовить фигурный вал, или шестерню нужной геометрии, когда нет для этого самого необходимого? На каждом шагу десятки всевозможных задач, непредвиденных препятствий.
Приходилось выискивать уже готовые детали, чтобы приспособить их как-нибудь к станку. Подрезать, подтачивать. Но невообразимо многое надо было делать заново. А какое же тут оборудование, в этом комнатном заводике? Тиски, пилочки, да всякий подручный инструмент.
И все же они ухитрялись что-то мастерить. Создавая станок, который должен заменить ручной труд, они сами творили его простым ручным трудом. Старый, дедовский способ. И чего это им стоило! Семенов три недели безуспешно пытался нарезать многозаходный винт. Николай Ильин уже второй месяц корпит над одной парой салазок. И все это в те часы, когда уже давно спит ночной Ленинград и когда наконец с серым рассветом стучится к ним Александра Кирилловна: «Пора и вам угомониться!»
Все беднее становилось в доме Семенова. Все скудные сбережения уже давно ухнули на станок. Все получки почти целиком проваливаются туда же, в это бездонное, непомерно разбухшее дело. Что можно было продать из дома, уже продано. От чего можно было отказаться - во всем уже себе отказано. Купить ли крайне нужную деталь или позволить что-то для новорожденного Витьки? Такие вопросы приходилось решать супругам, потихоньку притворив дверь, чтобы не услышали помощники - братья Ильины, работавшие за перегородкой.
Александра Кирилловна отчаянным шепотом защищала интересы Витьки: ведь маленький столько требует! Семенов таким же шепотом отстаивал интересы изобретения. Она умолкала, горько, презрительно скривив рот. А он терзался потом: разве он плохой отец? В эти минуты молчания ловил он на себе ее преследующий, требовательный взгляд.
- Потерпи, скоро, скоро… - бормотал он виновато и спешил укрыться за перегородку.
Наконец наступил момент, когда Семенов положил напильник на стол и сказал решительно:
- Прятаться нечего. Кого обманываем? Себя же…
Да, надо было сознаться, что у них не хватает больше
сил. И не может хватить. Упорствовать дальше было бы безумием. Хорошо еще, что у Семенова хватило мужества самому об этом сказать.
