Комната буквально лучится чистотой. На ковре ни крошки, на блестящих подоконниках ни пылинки, шторы аккуратно подвязаны ленточками, позволяя одиноким лучикам осеннего солнышка бродить по идеально разложенной на кровати одежде. Исчезли разбросанные диски игр, а коробочки сложены аккуратной стопочкой. Значит, в доме есть прислуга. Что ж, это радует - всегда терпеть не мог уборку!
Напялив новые шмотки, покосился на джойстик, хотелось вновь окунуться в мир грез. Вздохнул и отвел глаза: игромания тоже своеобразный наркотик. Взгляд упал на сервировочный столик, техногенным верблюдом застывший перед телевизором. Роли горбов с блеском исполняли две полусферы с резными деревянными ручками. Приподнял одну, в нос ударил пряный запах печеной курицы. Пальцы разжались, и крышка со звоном грохнулась обратно на тарелку. Завтрак в постель?
Может, Карлу выгодно, чтобы новоявленный сыночек сиднем торчал в своей комнате и не мешался под ногами? Ну уж нет! Я решительно повернул ручку двери, та распахнулась. Вздохнул с облегчением: не заперта и это хорошо. Быстро огляделся: коридор пуст. Мягкий свет ламп золотил узорчатые обои и лепил тени за узкими столиками, расставленными вдоль стен. Мертвая тишина ватой лезла в уши.
Аккуратно прикрыл дверь и на цыпочках прокрался к лестнице, красная дорожка отзывалась отчетливо слышным хрустом на каждый шаг. Ладонь обхватила перила, шея вытянулась, я осторожно осмотрел пустынный холл. Осознание того, что я, скорее всего, один в огромном доме, вызвало странное ощущение, щедро сдобренное страхом. Что это? В памяти была лишь одна болезнь, связанная с помещениями - клаустрофобия. Но больной не терпел замкнутого пространства. Может, у меня боязнь больших домов?
Обошел весь второй этаж: ни прислуги, ни хозяев. Над самой лестницей, за высокими двойными дверьми, обнаружился огромный зал, словно Карл периодически устраивает балы. Невысокий подиум заставлен множеством стульев с изогнутыми ножками и атласной обивкой. На некоторых лежат скрипки. Много скрипок! Четыре из них почему-то крупнее остальных. Рядом в трех красивых подставках из резного дерева покоятся инструменты, похожие на контрабас, только чуть меньше. Сам контрабас стоит чуть в отдалении рядом со странным маленьким роялем на золотистых изогнутых ножках.
Я брожу между стульями, кончики пальцев осторожно трогают лаковое дерево инструментов. Возможно, эти скрипки старинные. Странное чувство завладело мной. Вживую я видел лишь шестиструнную старую гитару да расстроенный рояль. А сейчас мне казалось, что я прикасаюсь к живой истории. Очень тихо, на цыпочках, я вышел из зала и тщательно прикрыл двери.
