— Я уловила суть, — рассмеялась Холли и, прижав два пальца к губам Слейта, улыбнулась ему.
Он втянул кончики ее пальцев в рот, пробуя их с таким же восторгом, с каким пробовал кусок загадочного пирога. И даже с бо́льшим. Словно — как напомнил себе Слейт — запретный плод. Он закрыл глаза и позволил Холли отстраниться.
— Не делай этого, — сказала она.
— Не делать чего? — снова открыл глаза Слейт.
— Не отгораживайся от меня, — вздохнула Холли. — Я накормлю тебя, Акула. Привыкай. О тебе нужно заботиться.
— Нужно?
— Да, нужно. Иначе ты на своем маяке превратишься в жуткого старого затворника вроде Горацио Берри.
— Иисус, Холли. Кто на самом деле нуждается в заботе, так это ты.
— Ты вызываешься добровольцем?
Слейт подумал о невыполненной клятве ее отцу. И Холли загнала его в угол.
— Я… я позабочусь о тебе, — прошептал Слейт вопреки здравому смыслу. — Ты всегда можешь на меня положиться.
— Хорошо, — кивнула она и слегка улыбнулась. — Мы будем заботиться друг о друге.
Он мысленно застонал, понимая, что угодил в ловушку размером с гигантский водосток.
— Ты можешь насыщаться пирогом — или мной — сколько твоей душе угодно. Давай начнем с пирога, если я для тебя слишком большой шаг.
Холли пододвинулась к нему на стуле, скребя деревянными ножками по полу. Подтянув ближе одну из тарелок, она подцепила вилкой что-то красное и поднесла ко рту Слейта. Свободной рукой она ухватила его под подбородок, не давая отстраниться, по крайней мере, поначалу…но потом движение превратилось в сексуальную нежную ласку.
Слейт судорожно начал жать на мысленные тормоза.
Но словно ощущая его отступление, Холли разговаривала с ним, болтая без остановки. Они обсудили остров, особняк — все и ничего одновременно. Она осторожно обходила опасные углы и держалась подальше от тем вроде его историй службы в пехоте.
Слейту становилось с ней все комфортнее. Опасно. Ему нравилось говорить с Холли, слушать ее, ощущать мимолетные прикосновения — все более долгие и интимные — как если бы она осторожно приручала дикое животное.
И Слейт прекрасно понимал, что именно это она и делает. И позволял ей.
— Мне кажется, Горацио Берри навещает свой дом, — сказала Холли.
— Почему ты так решила?
— Даже не знаю. Порой я слышу стуки, шорох, громыхание. Вещи пропадают. Особенно по ночам.
— Конечно, ведь ставни, крыша и половицы в таком превосходном состоянии, что не издают ни звука.
— Ладно, пускай так, — вздохнула она. — Я знала, что ты придумаешь какое-нибудь прозаичное объяснение. Ты — козерог. Может, ты и романтик в душе, но не по отношению к паранормальным явлениям. Таков уж ты есть и ничего не можешь с этим поделать.
