Но…теперь Слейту была невыносима мысль о шумных семейных ужинах, поэтому он предпочитал уединение маяка.
Вокруг в лихорадочном танце бушевал ветер, хватая Слейта за куртку и вырывая у него из рук углы полотна. Развернув легкий непромокаемый виниловый брезент, Слейт, приложив усилия, дотянул его до противоположного борта кузова. Однозначно надвигался шторм. Слейт глянул вверх — моряки и пехотинцы легко переносили резкие изменения погоды. Слишком темно, даже с учетом близящейся зимы. Вихри стремительно разгонялись. Следовало поскорее отвезти Холли домой, а потом вернуться на пристань и, спрятав грузовик, проплыть на лодке до того, как погода испортится окончательно.
Однако Слейт подозревал, что Холли так просто не отстанет. Они никуда не поедут, пока он не подчинится ее прихоти. Слейт мог дать голову на отсечение, что так оно и будет.
И Холли, словно заводная обезьянка, нетерпеливо постукивала ногой по земле с таким видом, будто ждала визита к гадалке шесть лет, а не шесть минут. Суровый ветер разметал ее длинные рыжие волосы, и она тряхнула головой в безуспешной попытке отбросить их с лица. Холли напоминала волшебницу из другого мира.
Пока она наблюдала за Слейтом, на ее губах играла лучезарная улыбка, отражавшаяся в великолепных по-весеннему зеленых глазах, смотрящих на него, будто он — единственный мужчина во всем мире. Или, по крайней мере, в ее мире. Когда Слейт подошел к Холли, она выглядела такой радостной, что вся кровь в его теле хлынула вниз, делая кое-что недопустимое. Черт, нет. Черт, черт, черт, нет.
Опасаясь утратить способность ходить, Слейт поспешил ухватить полог шатра и, отодвинув его, пропустить Холли в логовище гадалки. Ему совершенно не хотелось, чтобы Холли заметила все более болезненную эрекцию, да и опусти гадалка взгляд, как тут же определит его состояние безо всяких хрустальных шаров.
На них волной нахлынул мутный дым. Ароматы пачули и шалфея заполняли ноздри и взрывали обонятельные нервы, а затем окутывали кожу, проникая в каждую пору. Слейт не сомневался, что к окончанию сеанса будет являть собой пробник благовоний сандала и других навязчивых ароматов, словно торчал где-то между растаманским магазином 1960-х годов и каким-нибудь кошмарным отделом вроде Yankee Candle или Bath & Body Works>9. Треугольные свечи ладана горели в каждой видимой глазу щели.
Иисус. Кому-нибудь нужно срочно сообщить в пожарный департамент, пока шатер гадалки не породил пожар по всему Пиберри.
