Мой учитель светится в темноте | страница 34

- А вторая причина? - Мой голос упал почти до шепота

Броксхольм развел руками.

- Ты мне нравишься,- просто ответил он.

Я заморгал. Почему мне вдруг так захотелось плакать?

- Спасибо тебе,- прошептал я, чувствуя себя последним дураком.

Броксхольм положил руки мне на плечи.

- Бедный мальчик,- прошептал он. Потом он выпрямился и отвернулся.- Бедные вы люди,- сказал он так тихо, что я едва смог услышать его - Бедные, печальные, удивительные существа, переполненные любовью и ненавистью, надеждой и ужасом.

Он издал ужасный, скрежещущий звук. Внезапно я понял, что он плачет: оплакивает планету, которая не была его домом, оплакивает страдания, которые ему довелось увидеть.

Я подбежал к нему и обнял его. Мы стояли посредине моей комнаты и плакали до тех пор, пока у нас не осталось слез.

Так закончился мой первый день на борту «Нью-Джерси». Стоит ли удивляться, что я был выжат как лимон?

Возможно, вы заметили, что мой день начался поздним вечером. Но время на корабле не связано с временем на Земле; точнее говоря - с отсчетом времени в Кентукки-Фоллс. Корабль жил по собственному распорядку, и хотя некоторым его обитателям требовался более долгий отдых, чем другим, в общем и целом сутки продолжались двадцать семь, часов.

По словам Ху-Лана, размер суток был определен решением большинства членов Межпланетного Совета.

Разумеется, поскольку управление освещенностью и температурой не составляло труда, многие инопланетяне имели личные помещения, приспособленные под их нужды. В некоторых комнатах сутки длились лишь десять часов, а жара там была как в Долине Смерти в разгар лета. У одних дни были долгими и теплыми, у других - короткими и холодными и так далее. Но при этом каждый мог находиться и в общих отсеках корабля, хотя для некоторых это означало необходимость носить теплую одежду, в то время как другие расхаживали практически обнаженными.

В ту первую «ночь» после ухода Броксхольма я воспользовался УРАКом, чтобы подобрать себе подходящую постель. Наиболее интересным предметом в таблице (по крайней мере, для меня) оказался небольшой удобный гамак. Правда, я не знал, где его повесить, так как стены комнаты были совершенно гладкими, и в них вряд ли разрешалось вгонять гвозди или шурупы, даже если бы у меня имелись соответствующие инструменты.

Я зря беспокоился. К концам гамака крепилась веревка, заканчивавшаяся пластичным шариком. Брошенный в потолок, шарик прилипал там, куда попадал, и не отлипал до тех пор, пока за веревку не дергали три раза. Итак, я получил гамак и подвесил его, закрепив на потолке.